Сентябрь – ноябрь 1987
Итак мы разъехались. Жизнь как практика сразу показала Орден, всем с новой стороны. Впервые все смогли понять не на полу тренировках, подготовке к экзаменам и проч., а на практике реальной жизни, кто чего стоит. Ведь впервые от решений съезда и устава зависели планы надежды всех людей. Не как раньше, не работа или работа Ордена сказывалась на отдельно взятом человеке хотя и огорчали, а вот тут, когда действительно стали зависеть реальные поступки, и телега почему -то стала скрипеть, ну да ладно. Однако же впервые мы увидели наши старые отношения со стороны, и поняли насколько они нам дороги. Общее состояние -это первые реальные столкновения Ордена и его наработок с людьми, отчаяние от непонимания их нас, и порой себя. Ломка представлений о мессианстве нашем. Мысль о том, что никто не побежит, мысль о том, что надо быть таким чтоб говорить. Хотелось бы сказать об общем состоянии атмосферы ордена - это повальная работа с людьми, во всех концах страны, и одни и те же результаты, что сказаны выше. Такое единство и даже организованность, что потом это было только на 6 совете ( 4 съезд самоназвание), и в школе, и то не так, ибо здесь была энергия победы и начала. Как раз в это время орден решает вводить повсеместно изучение М-Л, и психологии для практической реализации работы с людьми. Как это потом ляжет В первые ступени школы.
Поступление Олега в ТашГУ, а Марика в КГУ стало для них резким скачком в самостоятельную жизнь, оторвав от всего привычного и родного, поселив их в другие, совсем чужие города, и раз и навсегда отрезав от прежнего мироощущения, одновременно сделав их авангардом Ордена. Несмотря на столь важные и нелегкие перемены Олег их воспринял как боец, в нем как бы развернулась туго скрученная спираль энергии, возможности столкновения и преобразования мира захватывали и поглощали своей реальностью, но как только они иссякли в рамках общаги, его охватила ностальгия по Баку и почему-то по России, в нервном ожидании дела, могущегося начаться лишь с 1-го сентября. (ощущение радости от раскрывающихся перспектив. Д а и в конце концов, ведь все тогда жили как в одном доме в Союзе, не было чувства разорванности, а наоборот чувство широты охвата орденом территорий, людей. И все время - перспективы!!!) Марик в силу своего характера в основном присматривался, и наблюдал, т.е. не рвался в бой и не сгорал от нетерпения. Поняв, что он не очень силен как в знаниях, так и в умении общаться с людьми, он решил на 2-3 месяца отложить работу с конкретными людьми. Во- первых, письмах его в центр почти нет описаний конкретных людей с именами, но присутствует трезвое размышление о типах людей, о том, что тот кто имеет здоровый дух и тело, живет получает удовольствие и ни какие организации ему не нужны (это лишь первое впечатление, такая гармония - вернее, удовлетворенность жизнью бывает либо у верующих, либо у недалеких людей - эгоистов), а также он разглядел несколько типов людей, у которых романтика, искусство и даже наука могут быть средством ухода от жизни, и соответственно эту категорию людей он исключал из поля работы Ордена.( Очень боялся обжечься, не горел, а потому и люди вокруг него мало раскрывались, кому хочется быть высмеянным, или стать уязвимым, и сила орденского человека именно в открытости, хотя тогда это не понималось, и как результат ни одного серьезного кандидата, в крайнем случае его можно было бы выпестовать из хорошего, но неуверенного в себе человека, ведь срок был большой - 5 лет учебы.
Оказалось, что как бы там ни было, но ребята в общем были готовы к новой жизни, и даже более того, энергии и уверенности в своей правоте было настолько много, что первые же удары нанесенные безразличием и неверием к орденским идеям разных людей, не изменило сути, а лишь был дан курс на выработку новых методов поиска новых людей и работы с ними. Не было на тот момент и мысли о «закармованности» отдельных людей, а просто отмечалось, что этот в силу того и того не наш человек. Это уже позже будет мучить вопрос, что Орден система, рассчитанная на всех, а не на избранных, и что если на ком-то не срабатывает - значит права теория Амусова о 5%, что в принципе рушило все представления о человеке.
Первые письма –отчеты отправляются Олегом с первых дней ответ Центра на письма отчеты из Ташкента пришел 18 сентября Ответ Центра – Ташкент через 18 дней был явняым запозданием, для нас тех кто на
переферии, это было безумной радостью,- заработало, не одиноки в этой
буре споров и страстей самоутверждения, и в то же время разочарование,
как мало.
Хотя все было закономерно до 20 сентября они ждали наших писем, они
даже поторопились, на два дня раньше написали мне. Но все это было
явным просчетом. Нужна была более активная связь. А готовы ли они в
Центре были к ней. Когда два главных организатора были в далеке? Вот в
чем вопрос
3 письмо из Ташкента, в 1987 в сентября. С отчетом по проделанной
работе. Посмотрите какие мы. Как кстати я оцениваю Нигору. Тогда она
сидела с Борькой, в аудитории а мне казалось что туда не сунься. А все
было сложнее она сама напишет. И вообще как оцениваем людей.
людей. Вообщем если за что то и любить себя так это за то какими мы
были.
Может по прочтении этих писем есть над чем подумать, а Андрей
?Представь что ты попал в то время как бы ты себя вел? Видна ли
позиция разная, в чем то, и вчем то единая у посланцев, и позиция в
Центре?
Обратите внимание на огромную важность каждого человека, попадающего
в поле зрения наше. Я тогда и не знал что мои характеристики
отсылаются по кругу. Мне казалось что Бакинцы спят.
Вот и Марик подключился к долбежке Центра. mailto:nigoraoleg@mail.ru
Марик возмущается работой Андрея и Славика, внешней так как им не
разрешено было, кроме Игоря. Считалось что они не готовы.
Появление Нигоры как взрыв первого реального взаимодействия наших идей на расстоянии и успех, письма, контакты -это тот мощнейший, пока необъяснимый успех, о котором и не думалось тогда так, и должно было быть по нашим чувствам так и стало, (но) это дало мощную волну осмысления и веры. Важно, что Орден и в Нигоре сделал такие необратимые перемены и наполнил жизнь большим смыслом, о котором только мечталось, главным содержанием жизни, но что это за смысл - все сводилось к мыслям о добре и жестокости, и о деле, что мол совершенствование мира, строительство людей коммунизма, но главное всего того багажа знаний орденских разговоров в первые два года и атмосферы работы, и созидания, и дружеских мечтаний в духе Туманности. В то время реализуется первая любовь Ордена счастливо и эгоистично со стороны Олега. Идея любви и дружбы по- орденски. Но реализуется осознанно и интуитивно, реализуются идеи о дружбе, а потом любви, о помощи женщинам, о долге перед ними, о пожертвовании ими (их) всей своей доброты и терпения для мужчин, ума и понимания для мужчин, всего и не можем сейчас сказать.
Нигора и Орден первые дни.
Большой взрыв в моей жизни.
Есть время до и есть время после. Иногда время до называют безвременьем или предысторией или сном. Я склоняюсь к последнему. С самого раннего детства наше советское воспитание именно общественное, ( семейное в его рамках), так как в большей степени я формировалась под воздействием книг, которые поощрялось читать и под воздействием фильмов, заложило во мне тот нравственный фундамент, которого я придерживаюсь до сих пор. Мир человеческих мечтаний, фантазий и героической были, со страниц книг, меня поглощал целиком. Это почти сон. Власть ирреального стала особенно ощутима, когда иссякли мои силы в поисках взаимопонимания и деятельного разделения моих убеждений, которые можно выразить знакомой фразой «жизнь может и должна быть более справедливой, а люди могут и должны быть лучше, дружнее и искреннее». Наступили четыре года самоизоляции тяжелое время задыхания от одиночества, когда кольцо непонимания стало тугим и мама оказалось из противоположного лагеря, а я одна. Я держалась на вере в Человека. И мне помогала вся советская культура, не всегда может быть тонкая, не всегда изящная, и даже не всегда правдивая, но столько в ней силы я черпала, столько образов будущих настоящих друзей, я верила, что встречу их, я ждала. Патриархальность последних тысячелетий не позволила мне в эти 15-16-17-18 лет дышать полной грудью, открывая и самостоятельно познавая мир, и я смотрела на него сквозь призму плеяды великих писателей, кинематографистов, художников, конечно ученых, и в меньшей степени музыкантов.
Четыре года одиночества - много или мало для юного, но уже сформировавшегося и точно знавшего цель в жизни человека, нет- если уверен, что найдешь тех, с кем идти вместе, и, о, как много, когда сомневаешься.
1987 год – год Большого Взрыва! Сначала Чернышевский, который ответил на вопрос «как» идти к поставленным целям, или вернее указал вектор. Потом поступление в ТашГУ – но это все та же предтеча, предыстория.
Октябрь 1987 это взрыв моей вселенной, ибо именно с этого момента она стала мыслится таковой, тот самый взрыв без которого железный панцирь одиночества еще бесконечно долго удерживал бы в своем плену и во власти не реального мира человеческого разума.
Мучителен был для меня сентябрь, я пришла в мир новых людей с несказанной надеждой найти друзей, заниматься на научном уровне проблемами построения коммунизма, т.е. тем, что я называла «жизнь может и должна быть более справедливой, а люди могут и должны быть лучше, дружнее и искреннее». А в итоге, людей не нашла, а «научный коммунизм» - оказался фикцией – сводом догм, но ни как не живой наукой.
Еще в подростковый период с 14-15 лет осознав подчиненность большинства сверстников «бешеной игре гормонов», в ее силе и сложной иерархии правил, в основном напоминающей игру «в поддавки» своим инстинктам, я тем не менее смогла отвязаться от ее навязчивой опеки благодаря все тем же этическим нормам и принципам, составлявшим мой стержень. Важнее всего для меня был поиск друзей-единомышленников, и любовь как нечто иное, не мыслилось без первого.
Открытие новых людей началось в отличие от Олега, который поступал из другого города, еще при поступлении, но главное, на «овощах», которые начались в день моего 18-летия. За 6 дней до 1 сентября я ознакомилась с костяком группы и интуитивно определила круг интересующих меня людей. Интересно, сравнить мой подход с подходом Олега. Из группы я выбрала двух девочек: Снимщикова Светлана - сильная целеустремленная натура (три раза поступала в ТашГУ), привлекательная, умная, сдержанная. Зисман Наташа - умная, немного ветреная, но живчик и очень ждущая от жизни. Из ребят меня привлекал только один субъект - афганец, т.е. прошедший службу в армии в Афганистане - Вадим - плод моего идеализирования сознания ребят, которые вроде бы должны были пройти серьезную жизненную школу. Но в реальности за эти 6 дней рядом оказался хороший человек, немного романтик, во многом одиночка, также из нескладной семьи, вполне открытый с которым легко наладилось общение - Борис. Но чувство не удовлетворения не покидало, так как этот человек воспринимался также как и моя школьная подруга Мехриша - милая, добрая душа, смотрящая на мир из-за моего плеча, в силу жестокого патриархального воспитания и в целом уклада многодетной узбекской семьи. Борис был конечно более свободен, но не было в нем порыва и страсти к новому прорывному, не было желания жертвовать и подчинять свою жизнь служению Родине, Миру, Людям. И это не пафос - это Юность, это ее счастье не боязнь думать всегда с большой буквы и максималистски. В Борисе когда-то и что-то надломилось, в период его одиночества, наверное. Сомнение стало больше Веры в человека. Чувствовалось это интуитивно, и несомненно, в нашем общении был изначально заложен разрыв. Но тогда это не осознавалось, и мы много говорили, шла постоянная сверка жизненных принципов.
1 сентября - много новых людей, не бывших на «овощах» - интересно!
2 сентября - странно, но в целом, весь день запомнила по одному эпизоду. На паре по археологии преподаватель обратилась к бакинцам, что их присылают именно для специализации в археологии, а они как правило, увиливают. И тут встала высокая фигура человека в темном и с такой яростью обрушила на преподавателя свое негодование (за сомнение в честности и порядочности), что у меня заколотилось сердце. Так я впервые увидела и обратила внимание на Олега.
Шли дни, я все более уверялась, что Борис не друг в том понимании, которое я вкладывала, но еще оставалась надежда на афганца, хотя уже стали обрисовывать контуры человека не соответствующего моим принципам. Девчонки были вне поля досягаемости. Становилось все очевиднее, что я не выхожу на новый уровень общения, как мечталось, а с каждым днем все более крепнут какие-то связи, правила как в школе, а главное - главное дело жизни в каком-то тумане, - дисциплины «научный коммунизм» нет и не будет в ближайшие три года, интересующихся этой проблемой не видно! Холодный ужас, подкрадывающегося одиночества оглушил неожиданно - в один прекрасный день после очередного спора с Борисом (в этот раз о любви), он дистанцировался от меня и я реально оказалась в одиночестве, т.к. у всех остальных сложились микрокомпании, свои привязанности и т.д. Но я не сразу сдалась, записалась в театральный кружок (может еще до разрыва с Борисом), считая что университет не ограничивается моей группой, которую в основном я разобрала по психологическим типам, и не находила реальных кандидатов в друзья, но... На этом фоне неясным и смутным клекотом сердца отзывалась непонятная фигура Олега. Как-то странно мы с ним никак не пересекались долгое время, и только на совместном дежурстве (ДНД) я буквально с ним столкнулась на улице, вновь ощутив нечто большое и непроницаемое как Стена. То есть он был для меня темным пятном, в смысле белого, во всей группе.
Взрыв случился не сразу, но клокотание сердца предчувствовало его силу. Был день рожденья Олега. Несколько человек Саша Булах, Рома Тюрин, Света Снимщикова Олег и я днем пошли гулять в ВДНХ-местное. Ранняя осень в Ташкенте почти не отличается от лета, нет только удушливой жары, еще все зелено, но уже как-то по осеннему тихо. Парк этот был очень красивый и в нашей жизни он еще подарит не мало замечательных часов прогулок катаний на лодках, а пока мы все вместе шли по тропинкам и аллеям по старым горбатым и прогнившим мостикам, по берегу искусственных озер, заросших по периметру плакучими ивами и было грустно и хорошо. Олег держался немного в стороне, все сопереживали ему, вернее его грусти, видимо только я не знала о выдержанных им баталиях, о неудачах, о недопонимании (почти со всеми из нашей компании Олег уже имел серьезные столкновения, которые он описал; до сих пор не понимаю как я оставалась так долго в стороне, даже досадно). Я вставала на его место и представляла, а что если бы я поступила в ЛГУ и сейчас ходила где-нибудь по Ленинграду, живя самостоятельно, но это выходило плохо, а вот как то повлиять на ситуацию очень хотелось. К вечеру я старалась найти что-нибудь съестное из запасов на зиму, но ничего кроме банальной банки с зеленым горошком не оказалось, ее то я и принесла ребятам в общежитие на вечернее празднования дня рождения Олега. Во время произнесения тостов было высказано масса пожеланий, и Олег вновь поразил меня силой своей открытости, и смутно угадывавшемуся глубокому подтексту его высказываний. Его личность с 29 сентября уже неотступно поселилась во мне. Я как-то подсознательно ориентировалась на него, интересовалась его реакциями на разные события, не вполне понимая почему, т.к. главного не было - я не знала его, и, как правило, не полагалась на свои интуитивные мнения.
На первом курсе нам довелось учиться в изумительном здании, имевшем вид длинной волны с фасада, и вид парохода большой величины с тыла. Огромные паровые трубы напоминали три цилиндрических сооружения: две большие аудитории и одна - библиотека с читальным залам. В просторечии все эти помещения огромных размеров, вмещающие при желании не одну сотню людей назывались «банками». В одной из этих банок проходили наискучнейшие на мой тогдашний взгляд лекции по истории Древнего мира. Это тоже наследие советской культуры, которую я впитывала со всеми ее прелестями, и не очень прелестями. Во мне до дикости уживалась любовь к современной истории истории XIX века и полное равнодушие или почти полное к древности, а уж тем более к средневековью. Т.е. в принципе я не историю собственно любила, я ее не знала, меня дух сопротивления и борьбы за переустройство мира интересовал, так как только в этом я видела смысл. Почти демонстративно я спала на лекциях (в оправдание скажу, что лектор был не из лучших - маленькая без дикции узбекская женщина, говорившая без особых перепадов в интонации), ко мне подсел Олег. Это произошло в короткий промежуток времени между 29 сентября (день рожденья) и 4 октября( день отъезда на хлопок), скорее всего либо в среду , либо в четверг . Потому что накануне перед отъездом за день, за два, неминуемость Большого взрыва для меня была очевидна и связана она была с Олегом, и уже со страшной силой томила своим приближением. Определенный план действий Олега я приняла за случайность, или близко к тому, т.к. после того как он подсел нас обоих выгнали из аудитории, и мы не мало не смутившись более часа проговорили в вестибюле, а потом ехали в стареньком автобусе Лиазе на пару по физкультуре на другой конец Ташкента, и именно в этом автобусе я поняла, что почти знаю Олега, в нем отозвалось все, что было дорого мне. Я не вспомню детали, но главный пункт - Чернышевский «Что делать» понимался.
Туго скрученная спираль моих самых фантастических надежд развернулась не более чем за 5 дней, 95 процентов из которых произошло в один день - 5 октября - первый рабочий хлопка.
(Продолжение следует)
Примечание.
Отличительной чертой рассказа о втором этапе будет пересылка писем. Эти письма как говорит Нигора -есть самое ценное что есть у нас. В них не просто становление каждого, в них не просто боль и счастье нашей жизни, в них отражено то самое главное, что удалось создать Нам. В них тени той атмосферы, как мы говорили Орденской атмосферы, которая так близка к реальному Коммунизму. Да именно это. Не просто мысли. Не просто чувства, а реальная жизнь, реальных людей которые 16 лет пытаются строить из себя людей Ефремова. Должны сказать что пропуская через себя весь этот поток ПРОШЛОГО, мы, каждый в отдельности должны сростись, с теми людьми. Это тоже раздел Школы. На базе этих писем писались главы истории Ордена. Все мысли и анализ будут сопровождать эти письма. Но они, нас, теперь спустя годы, так же волнуют и дают силы как и книги Ефремова.Они есть доказательства, все было. Они есть укор ушедшим. В их предательстве свой мечты и самих себя. Поймите, новые наши соратники, Строительство из себя, культивирование как гворит А. К. отношений Тумманости, для нас, тех кто в Ордене дело глубоко личное. Более того, это старое дело. Более того, когда мы говорим дело пропитавшее нашу плоть и кровь, то значит это и есть то несказанное, что появляется после долгого пути. А не как у Неофита -христианского. И письма эти, это и есть тот отпечаток, как в Тенях Минувшего, как у Пандиона столкновение в заброшенном храме с неизвестной скульптурой "Крсоты ненаглядной". ТО отношение, которое будет складываться во время высылки этого этапа. Выявит реальные подвижки на пути каждого. Это мерило открытости и не черствости. И у новых и у старых людей вокруг проэкта Нооген -Орден. И это абсолютно серьезно. Мы не знаем насколько нужно тебе это Олег С. Если ты посчитаешь нужным ты скажи, а пока тебе не будем отсылать эти сканированные письма, чтоб не засорять эфир, который как говорят, слишком переполнен. Откройте свое сердце, для той атмосферы, и делитесь ей. Может появится что то достойнее тех лет. Два слова о настроении 1987 года. Вспомните, ведь это один из годов пика или зенита в повороте колеса истории - в этом году еще не чувствуется надвигающейся катастрофы, но уже ощущается некая необратимость процесса некоего сбрасывния оков навязших догм и упоения творческим (сначала) осмыслением современного момента через призму истории,во многом благодаря прорыву информационного пайка, строго охраняемого в СССР, еще нет истерии ненависти, которая уже окатит в 1988 году и плотно задавит все положительные моменты начавшейся рефлексии. По крайней мере так это осозновалось в республиках. Основное достижение этого времени - короткий промежуток времени, когда многие почувствовали действенность своей позиции, возможность реально менять жизнь. Так к примеру у нас на факультете лет двадцать был деканом некий деспот и самодур, хотя и не плохой ученый, а тут вдруг какие-то студенты первокурсники выбирают из своих рядов представителей и идут на переизбрание декана, и более того они его совместно с остальным коллективом университета переизбтрают. Новые стенгазеты с реальной критикой действенной - казалось вот оно вновь как тогда после гражданской мы начинаем что-то менять и строить новое – более правильное,но.. оказалось мы лишь винтики в чужой и злой игре с совсем другими целями. Тогда мы это не осознавали. Отрезвление пришло в 1988 году. Так вот 1987 год - это творческое осмысление наших устоев и совершенно естественно и насущно было обращение к марксизму-ленинизму в первоисточниках, тем более у нас с Олегом это была отдельная дисциплина, доставлявшая массу эмоций и впечатлений на каждом семинаре, завершавшемся срывом голоса в прямом смысле слова. Почему мне захотелось напомнить об этом, я поймала себя, что несколько забылось и стерлось понимание марксизма и ленинизма за эти годы, в плане их ведущей роли (которая более была декларативной. но тем не менее..)в СССР.