1.Филонов Е.В. - кандидат психологических наук.
2. Разоблачает бред о естественности развала СССР. Опирается на учение Питирима Сорокина о естественном строении общества и утверждает, что в СССР было перепроизводство элиты и надзирающих над числом непосредственно работающих. Власти всей элите не хватало и они создали себе места путем развала страны на много стран. Вторая спецтехнология - властная пирамида по М. Фуко. Саюдисты ее использовали и подготовили признание своей власти людьми с низу на первом этапе, а уж потом взяли власть. Третья технология базируется на национальной психологии. Попутно утверждает, что Старовойтова, дочь наркома Ежова была советником по нацвопросам у Горби и ЕБН. Четвертая спецтехнология - концепция Бретона об влиянии отсутствия национально-культурных институтов у русских. Рассматривается роль "концентрации управляемого социального развития" по С. Кара-Мурзе, то есть управление обществом через СМИ, силовые структуры, опору на работников ресурсодобывающих отраслей. И последнее условие развала СССР - изобилие евреев во всех властных структурах.
Вот краткий очерк статьи ФИлонова. 7 технологий развала СССР. над ними надо думать. Проверять. Опровергать. Но ни в коем случае не умалчивать. А кто-то пытается перевести стрелки на одну тему. Странно. Либо это психоз, либо ....
Как убивали СССР
-
Олег
- Сообщения: 8117
- Зарегистрирован: 12 ноя 2004, 10:15
- Откуда: СССР
Проклятье беловежской пущи
(С.КАРА-МУРЗА )
Иудин фокус
Наступает дата, которую хотелось бы забыть, как страшный сон - подписание в Беловежском лесу тремя славянскими Иудами пакта об убийстве СССР. Ну, участь Иуд - это по другому ведомству, давайте поговорим о нас самих.
В том кровавом спектакле, сценой которого сделали шестую часть суши, а многие режиссеры и актеры прячутся среди зрителей, само убийство советской империи было, быть может, кульминацией, но не финалом. Еще много актов этой драмы нам придется пережить, еще будет расти на сцене гора трупов, и выйти из театра никому не будет дано. Чтобы как-то влиять на сценарий и, если уж не спастись самим, то хоть не дать пресечь наш корень, мы должны охватить взглядом всю пьесу. Понять интригу, узнать за масками главных действующих лиц и исполнителей, вникнуть в их двусмысленные реплики, ужимки и гримасы.
Пока что мы были не на высоте. Убийцы в масках скоморохов, академиков и прочих друзей народа вертели нами, как хотели. Но мы не унывали, успокаивали себя поговоркой тоже большого друга России, Бисмарка: "русские медленно запрягают, да быстро ездят!". Но ведь во всем надо знать меру. Похоже, мы стали запрягать уже так медленно, что ехать не придется - кобыла успеет сдохнуть прежде, чем запряжем. Да и вожжей в руках не удержать - ослабеют руки от голода и плохой водки.
Есть и в самом акте беловежского преступления что-то загадочное, след руки мастера. Так люди смотрят, вперившись в руки фокусника, и не могут понять. Как это? Был голубь под шляпой и - нет его! Убийство совершили средь бела дня, при всем честном народе, но так, что жертва даже не охнула - сидит, как сидела, моргает, улыбается, а уже покойник. Тут же рядом любящие сыновья, родственники. Смотрят, как вынимают из сердца нож, аккуратно его вытирают, прикрывают ранку платочком - и ни у кого никакого беспокойства.
Один из потрясающих документов всемирной истории - стенограмма сессии Верховного Совета РСФСР, что утвердила Беловежское соглашение. Ветераны, Герои Советского Союза, защитники Отечества, генералы Комитета Государственной Безопасности - все проголосовали послушно, как загипнотизированные, не задав ни одного вопроса. Под глумливые присказки Хасбулатова: "Чего тут обсуждать! Вопрос ясный. Проголосовали? Ну, приятного аппетита". Хотел бы я проникнуть в душу честного и отважного человека, твердого коммуниста, какого-нибудь космонавта, любимца всего советского народа. Что он думал и чувствовал, когда нажимал на кнопку, своей личной волей узаконивая ликвидацию СССР? "Не мог понять в сей миг кровавый, на что он руку поднимал?".
Конечно, надо бы узнать, почему шесть человек, проголосовавшие против, оказались не подвержены гипнозу. Сама малость цифры говорит, что это - случайный сбой. В любом аппарате бывает, даже в японском телевизоре. Может, за колонну эти люди ненароком встали или за бумажкой наклонились - оказались вне поля какого-то действия, которое отключило ум, совесть, инстинкт самосохранения и даже родительские чувства множества людей, всего состава депутатов 150-миллионного народа.
Для практических действий политического режима, который подрядился ликвидировать СССР-Россию, вытащить из горла "цивилизации" эту кость и раздробить ее навсегда, ратификация Беловежского сговора и не требовалась. Все равно парламентскую демократию должны были ликвидировать, весь план реформы был с нею несовместим. Но как последний эксперимент над Россией перед утвержданием рискованной программы вся эта акция имела исключительную ценность.
Ликвидация державы, на что реально не мог бы рассчитывать даже победитель в обычной войне мирового масштаба, несла русскому народу тяжелые бедствия - возможно, смертельные. Нет даже смысла перечислять их - они совершенно очевидны сейчас и были очевидны всегда. Иначе бы Россия не вела изнурительные войны в течение пяти веков. И вот, некая клика, внедренная, как вирус в клетку мозга, в управление государством и в прессу, проводит решение о ликвидации СССР через Верховный Совет - без террора, без запугивания, без подкупа депутатов. А народ не только не сопротивляется никоим образом - он даже не безмолвствует. Он просто не замечает случившегося.
Что означал тот эксперимент? Что Россия не обладает никакими средствами защиты. Действуя умело, ее враг может добиться абсолютно всего. Россию не защищает ни армия, ни все прочие системы государства, ни партии, ни духовные пастыри (интеллигенция), ни церковь, ни сам народ в лице "трудящихся масс".
Умственный паралич
Когда было установлено, что с Россией можно делать абсолютно все, ее и начали обгладывать спокойно, по графику. Сначала выпустили Гайдара - изъять за одну ночь все личные сбережения целого народа и все оборотные средства народного хозяйства. Сколько-то тысяч ограбленных умерло от инфрактов, но никто и пальцем не пошевельнул, чтобы защититься. Следующим актом выпустили Чубайса. Он произвел "приватизацию" - все национальное достояние в виде промышленности было изъято и передано под контроль десятка семейств, в которых русского человека не сыщешь днем с огнем (это - в нашей "антисемитской стране"). Немного погодя иностранным компаниям начали передавать главные месторождения минеральных богатств России. Сейчас, в соответствии с тем же графиком, началась территориальная ликвидация России.
И после всего этого мы из всех рупоров оппозиции слышим, что "у реформаторов не было программы", что "у президента нет компетентной команды", что "наделали ошибок".
Чего стоят одни только сказочки про кризис, из которого якобы наша экономика должна найти выход - и вот строчат "программы выхода из кризиса" и перед выборами, как клоуны бьют друг друга по голове картонным кирпичом, срезают конкурента вопросом: "А у вас есть конструктивная программа?". Это все равно как от председателя колхоза в белоpусской деревне Хатынь в 1943 г. требовать план мероприятий по повышению надоев молока.
Сегодня экономика каждой страны контролируется, как организм космонавта кучей датчиков, множеством (около трех сотен) показателей. По ним целый ряд международных организаций строят "кривые здоровья" национальных экономических систем. По ним видно, что о кризисе в России и речи нет. Сам тип кривой совершенно иной. Есть хозяйства в стадии подъема, стагнации, рецессии, кризиса. А есть в мире три случая разрушенной экономики. Это Ирак, Босния и Россия. Три страны, против которых проведены тотальные разрушительные войны. Но разница в том, что в Ираке и Боснии люди это прекрасно поняли, а в России и говорить об этом не полагается - здесь "непримиримая оппозиция" пьет чай с Березовским и рассуждает о консенсусе и консолидации.
Русский человек каким-то образом доведен до такой стадии отупения, что он поверит, что против него ведется война на уничтожение, только когда в него лично попадет пуля - причем не в ногу или руку, а в жизненно важный орган. Поймет, только умирая. Даже когда пуля или бомба попадает в его ребенка, он лишь меланхолично удивляется: "Гляди-ка, что прилетело. Это попахивает нарушением Всеобщей декларации прав человека". И через минуту, закопав ребенка, он опять у телевизора - ужасается планам расширения НАТО на восток и радуется успехам Кардиологического центра России.
Конечно, вся совокупность взрослых людей России - отцов и матерей - совершила по отношению к своим детям историческую подлость. Отцы "сдали" своих детей вместе со страной, иначе и быть не могло. Сдали мальчиков на растление бандитам и торговцам наркотиками, сдали девочек сутенерам и насильникам. Кое-кто думал, что сможет и без страны защитить деток своим семейным мирком. Значит, предал их по глупости. Или пусть уезжает жить на дикой таежной заимке - в городе уберечь подростка от телевизора и наркотической иглы в принципе невозможно. Да и на авторитет родители уже не могут претендовать, ибо не способны дать ребенку кусок хлеба - вернее, сбалансированного питания.
Единое государст¬во СССР уничтожено в ходе опе¬ра¬ции холодной войны. Это очевидно, хотя пресса и ТВ продолжают мусолить миф о "рас¬па¬де им¬пе¬рии". Устройство СССР, которое сравнительно недавно обеспечило сплочение всех народов в войне против самого мощного внешнего врага, оказалось без¬защит¬ным против ударов в спину собственного руководства, под¬дер¬жанного ча¬стью элитарной интеллигенции. Но поразительно, что и сейчас, по прошествии пяти лет, нет в среде оппозиции связного анализа причин поражения. Как будто кто-то умело уводит наших патриотов от главного вопроса.
Ведь ясно, что действия "архи¬тек¬торов" в течение 1985-1991 гг. привели к такому ослаблению экономической, политической и административ¬ной системы СССР, что его сознательным врагам, занявшим высшие посты в партгосап¬парате, удалось столкнуть неустойчивое равновесие и, совершив сам акт ликвидации страны, парализовать всякую волю к ее восстановлению. Даже в феврале 1917 г. развал Российской империи либеральными "архитекторами" вызвал мощные восстановительные движения. Белые - за "единую и неделимую Россию", красные - за "единое братство трудящихся". Жовто-блакитного Петлюру били и те, и другие. Необходимым условием для "беловежского сог¬ла¬шения" было попустительство народов и каждого гражданина. Почему такого не было в 1917-1920 гг.? Чем была вызвана близорукость 1991 г.?
Самоубийцы
Называют известные недостатки СССР как унитарного госу¬дар¬ства. Как и любое государственное построение, СССР обладал мно¬ги¬ми дефектами. Их еще предстоит осмыслить. Антисоюзная кампа¬ния перестройки не была кри¬тикой - это было создание карикатуры на СССР, злонамеренное преувеличение и искажение реальных бед. Идеалы в земной жизни не реали¬зуются, блага и утраты познаются в сравнении. Не будем даже срав¬нивать нашу ста¬бильную жизнь в СССР с ны¬нешним по¬ло¬жением. Сравним СССР с реальностью Запада - она нам предло¬жена как иде¬альный образец.
- СССР, при всех трудностях его истории и даже, периодами, жестокости режима, обеспечил тип жизни, который гарантировал со¬х¬ранение каждого народа, даже самого малого, даже "pепpессиpованного". Здесь не было ни национальной ассимиляции, ни апартеида, ни не¬вы¬носимой социальной и культурной дискриминации. Разделенные на¬роды утратили эти гарантии ради мифических благ обособленности и открытости Западу. Участь многих из них, если так пойдет дело - исчезнуть с лица Земли.
- СССР, даже при еще весьма скромных масштабах нако¬плен¬но¬го национального богатства, исключал возникновение в нем вну¬трен¬него "третьего мира". Разрушение союза, осно¬ванного на принципе общей исторической судьбы, немедленно при¬ве¬ло к региональному и национальному экономическому расслоению и "сбросу" кризиса в "слабые" регионы с их быстрым обеднением. Сила рынка и корысто¬лю¬бие компрадорской буржуазии таковы, что никакая "суверенизация" не спасет от крайне невыгодных отношений с сильными партне¬ра¬ми. Политика реформаторов неиз¬бежно ведет к отношениям типа "первый мир - третий мир" внутри России, которая сама в целом станет, в самом лучшем случае, частью "третьего мира" по отношению к Западу. Это расслоение регионов прекрасно видно на примере Бразилии, которую нам ставят за уже недосягаемый образец.
- СССР был единственной в мире страной, самодостаточной по минеральным, экологическим и человеческим ресурсам. Эта целостность придавала народному хозяйству СССР огромную эффективность по сравнению с объективно достигнутым уровнем разви¬тия отдельных его частей. Затраты на поддержание этой целостности были несравненно меньше, чем достигаемый при этом эффект. Раз¬рушение СССР ввергло в раз¬ру¬ху все на¬роды без исключения. Все они утратили экономическую незави¬си¬мость, восстановления которой постараются не допустить мировые конкуренты.
- СССР обеспечил своим гражданам жизнь в условиях реальной правовой защищенности и, по международным меркам, высокой надеж¬ности и безопасности - при очень низком уровне угрозы со строны репрессивных сил государства. Переключив внимание на события полувековой давности, на давно перевернутую страницу истории, людей на время заставили забыть, что советский человек жил, не видя оружия, ОМОНа с со¬баками и даже резиновой дубинки. Развал СССР создал совершенно новую систему угроз и опасностей для граждан - с одновременным возникновением жестоких полицейских государств.
- Союзное государство СССР сняло с народов огромное бремя по созданию каждым народом собственной бюрократической над¬стро鬬ки, содержание которой не только требует огромных затрат, но и деформирует общество. Сегодня под лозунгами "дебюрократизации" на землях СССР возник чудо¬вищ¬ный по масштабам чиновничий аппарат со всеми его атрибутами, вклю¬чая коррупцию. Две сотни "своих" посольств внутри СССР и четыре сотни за границей! Эффективность чиновничества (объем реальных функций, выполняемых одним работником аппарата) снизилась по сравнению с СССР в десятки раз. Такого груза не может выдержать даже здоровая экономика.
Бред рынка и интеграции
Отрицательные послед¬ствия развала СССР со временем не смягчатся, а усугу¬блят¬ся. Созданный СССР запас еще не проеден (например, еще не вымерли национальные инженерные кадры, но они уже перестали воспроизводиться). Демонтаж единого государства еще не привел к слому многих сторон совместной жизни страны, но этот процесс идет с ускорением. Он в принципе не мо¬жет быть блоки¬ро¬ван развитием рыночных отношений, они лишь маскируют тенденцию.
Началось внедрение в экономику республик, особено в сырье¬вые отрасли, иностранных корпораций, которые пере¬клю¬чают потоки ресурсов на внешние рынки. Ускорилась деградация созданных в СССР структур науки, образо¬ва¬ния, здравоохранения. Во многих местах идет усиление родо-пле¬менных и возрождение феодальных отношений, возникли первые признаки рабства. Вместо "возврата в европейский дом" подрыв советской системы означает для многих народов утрату связи с современной цивилизацией, закабаление женщины, усиление этнической и религиозной нетерпимости, возвpат к аpхаичным семейным отношениям.
Почему же в воссоздании союзных связей дело не очень-то идет на лад - при том, что идея Союза поддерживается подавляющим большинством населения? Ссылки на эгоизм национальных элит не очень убедительны. Этот эгоизм ни для кого не секрет, почему же он ма¬гически влияет на умы людей, которые лишь страдают от раз¬ру¬ше¬ния СССР? Думаю, дело в том, что политики избегают не то что от¬ве¬чать, но и ставить вопросы, которые возникают, когда пред¬став¬ляешь себе возрождение СССР в нынешних условиях. Ведь ясно, что восстановление ра¬зор¬ванных связей - совершенно особый процесс, никак не похожий на работу стабильной системы. Поэтому и соблазнять благами стабиль¬ного СССР бессмысленно - не об этом идет речь.
Еще бессмысленнее ссылаться на то, что интеграция - ве¬ле¬ние времени, что Европа идет к федерации. Ну ка¬кое это имеет отношение к нам? Чем мы сегодня похожи на Европу? Каковы основания для такой аналогии? Никаких. Да и опыт Европы показал: при первых признаках кризиса процесс ин¬те¬грации замедляется - сильные партнеры начинают "сбрасывать" кри¬зис "на Юг", в Грецию да Португалию.
Пора признать, что сама задача воссоздания союзного го¬су¬дарства ставит совершенно новые вопросы. Гла¬в¬ный во¬прос: возможна ли в принципе мало-мальски глубокая ин¬те¬грация стран с разными образами мира, человека и жизни? А если возможна, то на какой основе.
Опыт Российской империи и затем СССР показал всему миру: совместная жизнь очень разных в культурном, религиозном и со¬ци¬альном отношении народов без их взаимоистребления и колонизации одних другими возможна. Россия-СССР вос¬про¬извела в себе модель всего человечества. Это - урок колоссального значения, показавший принципиальную возможность пре¬одо¬ления нынешнего кризиса цивилизации. Но культурная элита Запада отвергла этот урок. Она участвовала в уничтожении СССР, создании о нем лживых мифов, а затем в пропаганде "нового миро¬во¬го порядка", тяготеющего к глобальному фашизму. А влиятельная часть российской интеллигенции Россию предала и перешла на сторону ее врага в холодной войне.
Было заявлено, что СССР - аномальное общество, "вы¬кидыш истории". Этот урод должен быть растерт в порошок, а затем слеплено нечто новое и принято в цивилизацию в отведенную ему нишу внутри "третьего мира". Что деление мира на богатые и эксплу¬ати¬руемые стра¬ны нормально и вечно, и будет поддерживать¬ся всеми средствами вплоть до геноцида любых масшта¬бов. Эту идеологию взял за основу политический режим России. Что означает инте¬гра¬ция не¬большой страны (скажем, Туркмении) с огромной Россией, уשּׁрав¬ля¬е¬мой таким режимом? Очевидно, нечто совершенно иное, чем СССР.
СССР соединяла общая идеология, которая с большим или меньшим на¬пря¬жением преломлялась в культуре разных народов: по-одному в Белоруссии, по-другому в Таджикистане. Огромным ядром служила РСФСР, через которую и соединялись столь разные полюса. Идеология СССР стояла на великих идеях и об¬разах: образе семьи народов и идее единой исторической судь¬бы. Как только по¬ли¬тический режим РФ поднял знамя, на котором написано РЫНОК, вся конструкция рухнула. Что при нынешнем режиме в России воссоединение невозможно - очевидно. Не захочет этот режим огорчать дядю Сэма, вся цель которого в холодной войне в том и состояла, чтобы расчленить СССР. Но ведь и оппозиционные партии стоят за "ры¬ночную экономику". Так возможна ли при этом ин¬теграция?
Переход к рынку меняет даже чувство пространства, прежде всего земли. Для страны-"семьи" глубокий смысл имеют слова "пядь родной земли". На них стоит важнейшая скрепляющая сила Союза - армия. А при рынке эти слова теряют смысл и не трогают сред¬него человека. Что они значат для испанца в Андалусии, где зе¬мли скуплены арабскими шейхами и немцами? А рядом Гибралтар - колония Англии. Тревожит ли это испанцев, жителей Гибралтара? Нисколько.
Слом общей "нерыночной" иде¬ологии привел к резкому мировоззренческому разделению народов. Страны и области, где в культуре наро¬дов сильны не¬ры¬ночные принципы, испытывают естественное стремление отгоро¬дить¬ся от "рыночных" режимов самыми разными барьерами. Для них Москва, бывшая раньше оплотом и защитой, теперь - источник опасности.
Нас выгоднее зарезать
Как же представляют себе коммунисты-рыночники "раскрытие" таких стран Москве? Ведь общество, сохраняющее знବчительный компонент уравнительства (например, низкие цены на хлеб), не может раскрываться рыночному обществу - оно будет им разорено. Не раскрывается Западу даже Япония, не говоря уж о Тайване или Ма¬лайзии. Интеграция Европы идет через планомерное разрушение всех внутренних солидарных отношений. Это очень травмирующий процесс (осо¬бен¬но в деревне). В Испании было да¬вно вве¬дено бесплатное посещение музеев для испанцев. Ма¬лень¬кая, но радость. Европейское сообщество обя¬за¬ло Испанию отменить эту уравнительную льготу. Мелочь, но вос¬принята очень болезненно. А что же говорить о дешевом хле¬бе, который едят в Татарстане или Туркмении? Захотят ли их жители посту¬питься своими принципами (а отношение к хлебу - не столько эко¬номика, сколько культура и даже религия) ради выгод интеграции? Не заманчивее ли будет сближение со странами, утверждающими уравнительный иде¬ал - если не со¬циалистический, так исламский?
Империи типа СССР, объединяющие народы с раз¬ными культурами и религиями, могут существовать только как стра¬ны-"семьи", то есть как нерыночное общество. Рынок неизбежно вызовет расслоение и превращение части страны во внутренний "третий мир". Но такая сис¬тема неустойчива, т.к. "первый мир" может существовать толь¬ко как крепость, отгороженная от своего бедного сиамского бли¬з¬неца кордонами полиции и иммиграционной служ¬бы. И национальная буржуазия может существовать в рынке только под защитой национального же государства. Потому с возникновением буржуазного строя Европа, бывшая ранее Священной Римской Империей, распалась на государства-нации.
Не должно быть никаких иллюзий и относительно России: уцелеть как единое государство при рынке она не сможет. Да ее территориальный демонтаж уже начался, и дело не только в Чечне. Россия "эвакуируется" с Севера, быстро теряет Приморье - это ведь тот же процесс, только без крови и бомбежек. Но простого и ясного слова мы не слышим от оппозиции даже по самому очевидному случаю - Чечне. Какие-то запросы в Министерство юстиции, какое-то шелестение бумагами. Ведь известен совершенно жесткий и однозначный критерий суверенитета государства над территорией - у кого в руках средства законного насилия. Покуда боевики Дудаева и Яндарбиева были "незаконными вооруженными формированиями", а на территории Чечни был хоть один "законный" солдат или милиционер, подчиняющийся Минобороны или МВД России, Чечня была частью Российской Федерации, хотя и в состоянии мятежа. Как только последний солдат покинет территорию, а армия и полиция Яндарбиева станут "законными" - суверенитет России утрачен. И все, кто нам сегодня пудрит мозги, а не говорит правду, станут соучастниками предателей Российского государства.
"Холодная война" не прекрати¬лась, она вошла в новый, не менее разру¬шитель¬ный для наших народов этап. Цель его - всеми средствами сохра¬нить и расширить созданные разломы и трещины так, чтобы части разрубленного тела не могли срастись. Переориентировать, с помощью экономических рычагов и подкупа местных элит, экономику республик и областей на новые центры притяжения, в ударном порядке воспи¬тать новые кадры в духе, сочетающем космополитизм с националь¬ным самомнением. Обновить "пятую колонну".
* * *
После успешной холодно-военной кампании по убийству государственности России русских как народ, видимо, не пощадят. Не простят ему прегрешений перед Западом - ни утонувших подо льдом тевтонов, ни Наполеона, ни Гитлера, ни страха перед красным флагом.
Такие народы, каким стали сегодня русские, "должно резать или стричь". Нас будет выгоднее зарезать - все, что можно, уже состpигли.
(С.КАРА-МУРЗА )
Иудин фокус
Наступает дата, которую хотелось бы забыть, как страшный сон - подписание в Беловежском лесу тремя славянскими Иудами пакта об убийстве СССР. Ну, участь Иуд - это по другому ведомству, давайте поговорим о нас самих.
В том кровавом спектакле, сценой которого сделали шестую часть суши, а многие режиссеры и актеры прячутся среди зрителей, само убийство советской империи было, быть может, кульминацией, но не финалом. Еще много актов этой драмы нам придется пережить, еще будет расти на сцене гора трупов, и выйти из театра никому не будет дано. Чтобы как-то влиять на сценарий и, если уж не спастись самим, то хоть не дать пресечь наш корень, мы должны охватить взглядом всю пьесу. Понять интригу, узнать за масками главных действующих лиц и исполнителей, вникнуть в их двусмысленные реплики, ужимки и гримасы.
Пока что мы были не на высоте. Убийцы в масках скоморохов, академиков и прочих друзей народа вертели нами, как хотели. Но мы не унывали, успокаивали себя поговоркой тоже большого друга России, Бисмарка: "русские медленно запрягают, да быстро ездят!". Но ведь во всем надо знать меру. Похоже, мы стали запрягать уже так медленно, что ехать не придется - кобыла успеет сдохнуть прежде, чем запряжем. Да и вожжей в руках не удержать - ослабеют руки от голода и плохой водки.
Есть и в самом акте беловежского преступления что-то загадочное, след руки мастера. Так люди смотрят, вперившись в руки фокусника, и не могут понять. Как это? Был голубь под шляпой и - нет его! Убийство совершили средь бела дня, при всем честном народе, но так, что жертва даже не охнула - сидит, как сидела, моргает, улыбается, а уже покойник. Тут же рядом любящие сыновья, родственники. Смотрят, как вынимают из сердца нож, аккуратно его вытирают, прикрывают ранку платочком - и ни у кого никакого беспокойства.
Один из потрясающих документов всемирной истории - стенограмма сессии Верховного Совета РСФСР, что утвердила Беловежское соглашение. Ветераны, Герои Советского Союза, защитники Отечества, генералы Комитета Государственной Безопасности - все проголосовали послушно, как загипнотизированные, не задав ни одного вопроса. Под глумливые присказки Хасбулатова: "Чего тут обсуждать! Вопрос ясный. Проголосовали? Ну, приятного аппетита". Хотел бы я проникнуть в душу честного и отважного человека, твердого коммуниста, какого-нибудь космонавта, любимца всего советского народа. Что он думал и чувствовал, когда нажимал на кнопку, своей личной волей узаконивая ликвидацию СССР? "Не мог понять в сей миг кровавый, на что он руку поднимал?".
Конечно, надо бы узнать, почему шесть человек, проголосовавшие против, оказались не подвержены гипнозу. Сама малость цифры говорит, что это - случайный сбой. В любом аппарате бывает, даже в японском телевизоре. Может, за колонну эти люди ненароком встали или за бумажкой наклонились - оказались вне поля какого-то действия, которое отключило ум, совесть, инстинкт самосохранения и даже родительские чувства множества людей, всего состава депутатов 150-миллионного народа.
Для практических действий политического режима, который подрядился ликвидировать СССР-Россию, вытащить из горла "цивилизации" эту кость и раздробить ее навсегда, ратификация Беловежского сговора и не требовалась. Все равно парламентскую демократию должны были ликвидировать, весь план реформы был с нею несовместим. Но как последний эксперимент над Россией перед утвержданием рискованной программы вся эта акция имела исключительную ценность.
Ликвидация державы, на что реально не мог бы рассчитывать даже победитель в обычной войне мирового масштаба, несла русскому народу тяжелые бедствия - возможно, смертельные. Нет даже смысла перечислять их - они совершенно очевидны сейчас и были очевидны всегда. Иначе бы Россия не вела изнурительные войны в течение пяти веков. И вот, некая клика, внедренная, как вирус в клетку мозга, в управление государством и в прессу, проводит решение о ликвидации СССР через Верховный Совет - без террора, без запугивания, без подкупа депутатов. А народ не только не сопротивляется никоим образом - он даже не безмолвствует. Он просто не замечает случившегося.
Что означал тот эксперимент? Что Россия не обладает никакими средствами защиты. Действуя умело, ее враг может добиться абсолютно всего. Россию не защищает ни армия, ни все прочие системы государства, ни партии, ни духовные пастыри (интеллигенция), ни церковь, ни сам народ в лице "трудящихся масс".
Умственный паралич
Когда было установлено, что с Россией можно делать абсолютно все, ее и начали обгладывать спокойно, по графику. Сначала выпустили Гайдара - изъять за одну ночь все личные сбережения целого народа и все оборотные средства народного хозяйства. Сколько-то тысяч ограбленных умерло от инфрактов, но никто и пальцем не пошевельнул, чтобы защититься. Следующим актом выпустили Чубайса. Он произвел "приватизацию" - все национальное достояние в виде промышленности было изъято и передано под контроль десятка семейств, в которых русского человека не сыщешь днем с огнем (это - в нашей "антисемитской стране"). Немного погодя иностранным компаниям начали передавать главные месторождения минеральных богатств России. Сейчас, в соответствии с тем же графиком, началась территориальная ликвидация России.
И после всего этого мы из всех рупоров оппозиции слышим, что "у реформаторов не было программы", что "у президента нет компетентной команды", что "наделали ошибок".
Чего стоят одни только сказочки про кризис, из которого якобы наша экономика должна найти выход - и вот строчат "программы выхода из кризиса" и перед выборами, как клоуны бьют друг друга по голове картонным кирпичом, срезают конкурента вопросом: "А у вас есть конструктивная программа?". Это все равно как от председателя колхоза в белоpусской деревне Хатынь в 1943 г. требовать план мероприятий по повышению надоев молока.
Сегодня экономика каждой страны контролируется, как организм космонавта кучей датчиков, множеством (около трех сотен) показателей. По ним целый ряд международных организаций строят "кривые здоровья" национальных экономических систем. По ним видно, что о кризисе в России и речи нет. Сам тип кривой совершенно иной. Есть хозяйства в стадии подъема, стагнации, рецессии, кризиса. А есть в мире три случая разрушенной экономики. Это Ирак, Босния и Россия. Три страны, против которых проведены тотальные разрушительные войны. Но разница в том, что в Ираке и Боснии люди это прекрасно поняли, а в России и говорить об этом не полагается - здесь "непримиримая оппозиция" пьет чай с Березовским и рассуждает о консенсусе и консолидации.
Русский человек каким-то образом доведен до такой стадии отупения, что он поверит, что против него ведется война на уничтожение, только когда в него лично попадет пуля - причем не в ногу или руку, а в жизненно важный орган. Поймет, только умирая. Даже когда пуля или бомба попадает в его ребенка, он лишь меланхолично удивляется: "Гляди-ка, что прилетело. Это попахивает нарушением Всеобщей декларации прав человека". И через минуту, закопав ребенка, он опять у телевизора - ужасается планам расширения НАТО на восток и радуется успехам Кардиологического центра России.
Конечно, вся совокупность взрослых людей России - отцов и матерей - совершила по отношению к своим детям историческую подлость. Отцы "сдали" своих детей вместе со страной, иначе и быть не могло. Сдали мальчиков на растление бандитам и торговцам наркотиками, сдали девочек сутенерам и насильникам. Кое-кто думал, что сможет и без страны защитить деток своим семейным мирком. Значит, предал их по глупости. Или пусть уезжает жить на дикой таежной заимке - в городе уберечь подростка от телевизора и наркотической иглы в принципе невозможно. Да и на авторитет родители уже не могут претендовать, ибо не способны дать ребенку кусок хлеба - вернее, сбалансированного питания.
Единое государст¬во СССР уничтожено в ходе опе¬ра¬ции холодной войны. Это очевидно, хотя пресса и ТВ продолжают мусолить миф о "рас¬па¬де им¬пе¬рии". Устройство СССР, которое сравнительно недавно обеспечило сплочение всех народов в войне против самого мощного внешнего врага, оказалось без¬защит¬ным против ударов в спину собственного руководства, под¬дер¬жанного ча¬стью элитарной интеллигенции. Но поразительно, что и сейчас, по прошествии пяти лет, нет в среде оппозиции связного анализа причин поражения. Как будто кто-то умело уводит наших патриотов от главного вопроса.
Ведь ясно, что действия "архи¬тек¬торов" в течение 1985-1991 гг. привели к такому ослаблению экономической, политической и административ¬ной системы СССР, что его сознательным врагам, занявшим высшие посты в партгосап¬парате, удалось столкнуть неустойчивое равновесие и, совершив сам акт ликвидации страны, парализовать всякую волю к ее восстановлению. Даже в феврале 1917 г. развал Российской империи либеральными "архитекторами" вызвал мощные восстановительные движения. Белые - за "единую и неделимую Россию", красные - за "единое братство трудящихся". Жовто-блакитного Петлюру били и те, и другие. Необходимым условием для "беловежского сог¬ла¬шения" было попустительство народов и каждого гражданина. Почему такого не было в 1917-1920 гг.? Чем была вызвана близорукость 1991 г.?
Самоубийцы
Называют известные недостатки СССР как унитарного госу¬дар¬ства. Как и любое государственное построение, СССР обладал мно¬ги¬ми дефектами. Их еще предстоит осмыслить. Антисоюзная кампа¬ния перестройки не была кри¬тикой - это было создание карикатуры на СССР, злонамеренное преувеличение и искажение реальных бед. Идеалы в земной жизни не реали¬зуются, блага и утраты познаются в сравнении. Не будем даже срав¬нивать нашу ста¬бильную жизнь в СССР с ны¬нешним по¬ло¬жением. Сравним СССР с реальностью Запада - она нам предло¬жена как иде¬альный образец.
- СССР, при всех трудностях его истории и даже, периодами, жестокости режима, обеспечил тип жизни, который гарантировал со¬х¬ранение каждого народа, даже самого малого, даже "pепpессиpованного". Здесь не было ни национальной ассимиляции, ни апартеида, ни не¬вы¬носимой социальной и культурной дискриминации. Разделенные на¬роды утратили эти гарантии ради мифических благ обособленности и открытости Западу. Участь многих из них, если так пойдет дело - исчезнуть с лица Земли.
- СССР, даже при еще весьма скромных масштабах нако¬плен¬но¬го национального богатства, исключал возникновение в нем вну¬трен¬него "третьего мира". Разрушение союза, осно¬ванного на принципе общей исторической судьбы, немедленно при¬ве¬ло к региональному и национальному экономическому расслоению и "сбросу" кризиса в "слабые" регионы с их быстрым обеднением. Сила рынка и корысто¬лю¬бие компрадорской буржуазии таковы, что никакая "суверенизация" не спасет от крайне невыгодных отношений с сильными партне¬ра¬ми. Политика реформаторов неиз¬бежно ведет к отношениям типа "первый мир - третий мир" внутри России, которая сама в целом станет, в самом лучшем случае, частью "третьего мира" по отношению к Западу. Это расслоение регионов прекрасно видно на примере Бразилии, которую нам ставят за уже недосягаемый образец.
- СССР был единственной в мире страной, самодостаточной по минеральным, экологическим и человеческим ресурсам. Эта целостность придавала народному хозяйству СССР огромную эффективность по сравнению с объективно достигнутым уровнем разви¬тия отдельных его частей. Затраты на поддержание этой целостности были несравненно меньше, чем достигаемый при этом эффект. Раз¬рушение СССР ввергло в раз¬ру¬ху все на¬роды без исключения. Все они утратили экономическую незави¬си¬мость, восстановления которой постараются не допустить мировые конкуренты.
- СССР обеспечил своим гражданам жизнь в условиях реальной правовой защищенности и, по международным меркам, высокой надеж¬ности и безопасности - при очень низком уровне угрозы со строны репрессивных сил государства. Переключив внимание на события полувековой давности, на давно перевернутую страницу истории, людей на время заставили забыть, что советский человек жил, не видя оружия, ОМОНа с со¬баками и даже резиновой дубинки. Развал СССР создал совершенно новую систему угроз и опасностей для граждан - с одновременным возникновением жестоких полицейских государств.
- Союзное государство СССР сняло с народов огромное бремя по созданию каждым народом собственной бюрократической над¬стро鬬ки, содержание которой не только требует огромных затрат, но и деформирует общество. Сегодня под лозунгами "дебюрократизации" на землях СССР возник чудо¬вищ¬ный по масштабам чиновничий аппарат со всеми его атрибутами, вклю¬чая коррупцию. Две сотни "своих" посольств внутри СССР и четыре сотни за границей! Эффективность чиновничества (объем реальных функций, выполняемых одним работником аппарата) снизилась по сравнению с СССР в десятки раз. Такого груза не может выдержать даже здоровая экономика.
Бред рынка и интеграции
Отрицательные послед¬ствия развала СССР со временем не смягчатся, а усугу¬блят¬ся. Созданный СССР запас еще не проеден (например, еще не вымерли национальные инженерные кадры, но они уже перестали воспроизводиться). Демонтаж единого государства еще не привел к слому многих сторон совместной жизни страны, но этот процесс идет с ускорением. Он в принципе не мо¬жет быть блоки¬ро¬ван развитием рыночных отношений, они лишь маскируют тенденцию.
Началось внедрение в экономику республик, особено в сырье¬вые отрасли, иностранных корпораций, которые пере¬клю¬чают потоки ресурсов на внешние рынки. Ускорилась деградация созданных в СССР структур науки, образо¬ва¬ния, здравоохранения. Во многих местах идет усиление родо-пле¬менных и возрождение феодальных отношений, возникли первые признаки рабства. Вместо "возврата в европейский дом" подрыв советской системы означает для многих народов утрату связи с современной цивилизацией, закабаление женщины, усиление этнической и религиозной нетерпимости, возвpат к аpхаичным семейным отношениям.
Почему же в воссоздании союзных связей дело не очень-то идет на лад - при том, что идея Союза поддерживается подавляющим большинством населения? Ссылки на эгоизм национальных элит не очень убедительны. Этот эгоизм ни для кого не секрет, почему же он ма¬гически влияет на умы людей, которые лишь страдают от раз¬ру¬ше¬ния СССР? Думаю, дело в том, что политики избегают не то что от¬ве¬чать, но и ставить вопросы, которые возникают, когда пред¬став¬ляешь себе возрождение СССР в нынешних условиях. Ведь ясно, что восстановление ра¬зор¬ванных связей - совершенно особый процесс, никак не похожий на работу стабильной системы. Поэтому и соблазнять благами стабиль¬ного СССР бессмысленно - не об этом идет речь.
Еще бессмысленнее ссылаться на то, что интеграция - ве¬ле¬ние времени, что Европа идет к федерации. Ну ка¬кое это имеет отношение к нам? Чем мы сегодня похожи на Европу? Каковы основания для такой аналогии? Никаких. Да и опыт Европы показал: при первых признаках кризиса процесс ин¬те¬грации замедляется - сильные партнеры начинают "сбрасывать" кри¬зис "на Юг", в Грецию да Португалию.
Пора признать, что сама задача воссоздания союзного го¬су¬дарства ставит совершенно новые вопросы. Гла¬в¬ный во¬прос: возможна ли в принципе мало-мальски глубокая ин¬те¬грация стран с разными образами мира, человека и жизни? А если возможна, то на какой основе.
Опыт Российской империи и затем СССР показал всему миру: совместная жизнь очень разных в культурном, религиозном и со¬ци¬альном отношении народов без их взаимоистребления и колонизации одних другими возможна. Россия-СССР вос¬про¬извела в себе модель всего человечества. Это - урок колоссального значения, показавший принципиальную возможность пре¬одо¬ления нынешнего кризиса цивилизации. Но культурная элита Запада отвергла этот урок. Она участвовала в уничтожении СССР, создании о нем лживых мифов, а затем в пропаганде "нового миро¬во¬го порядка", тяготеющего к глобальному фашизму. А влиятельная часть российской интеллигенции Россию предала и перешла на сторону ее врага в холодной войне.
Было заявлено, что СССР - аномальное общество, "вы¬кидыш истории". Этот урод должен быть растерт в порошок, а затем слеплено нечто новое и принято в цивилизацию в отведенную ему нишу внутри "третьего мира". Что деление мира на богатые и эксплу¬ати¬руемые стра¬ны нормально и вечно, и будет поддерживать¬ся всеми средствами вплоть до геноцида любых масшта¬бов. Эту идеологию взял за основу политический режим России. Что означает инте¬гра¬ция не¬большой страны (скажем, Туркмении) с огромной Россией, уשּׁрав¬ля¬е¬мой таким режимом? Очевидно, нечто совершенно иное, чем СССР.
СССР соединяла общая идеология, которая с большим или меньшим на¬пря¬жением преломлялась в культуре разных народов: по-одному в Белоруссии, по-другому в Таджикистане. Огромным ядром служила РСФСР, через которую и соединялись столь разные полюса. Идеология СССР стояла на великих идеях и об¬разах: образе семьи народов и идее единой исторической судь¬бы. Как только по¬ли¬тический режим РФ поднял знамя, на котором написано РЫНОК, вся конструкция рухнула. Что при нынешнем режиме в России воссоединение невозможно - очевидно. Не захочет этот режим огорчать дядю Сэма, вся цель которого в холодной войне в том и состояла, чтобы расчленить СССР. Но ведь и оппозиционные партии стоят за "ры¬ночную экономику". Так возможна ли при этом ин¬теграция?
Переход к рынку меняет даже чувство пространства, прежде всего земли. Для страны-"семьи" глубокий смысл имеют слова "пядь родной земли". На них стоит важнейшая скрепляющая сила Союза - армия. А при рынке эти слова теряют смысл и не трогают сред¬него человека. Что они значат для испанца в Андалусии, где зе¬мли скуплены арабскими шейхами и немцами? А рядом Гибралтар - колония Англии. Тревожит ли это испанцев, жителей Гибралтара? Нисколько.
Слом общей "нерыночной" иде¬ологии привел к резкому мировоззренческому разделению народов. Страны и области, где в культуре наро¬дов сильны не¬ры¬ночные принципы, испытывают естественное стремление отгоро¬дить¬ся от "рыночных" режимов самыми разными барьерами. Для них Москва, бывшая раньше оплотом и защитой, теперь - источник опасности.
Нас выгоднее зарезать
Как же представляют себе коммунисты-рыночники "раскрытие" таких стран Москве? Ведь общество, сохраняющее знବчительный компонент уравнительства (например, низкие цены на хлеб), не может раскрываться рыночному обществу - оно будет им разорено. Не раскрывается Западу даже Япония, не говоря уж о Тайване или Ма¬лайзии. Интеграция Европы идет через планомерное разрушение всех внутренних солидарных отношений. Это очень травмирующий процесс (осо¬бен¬но в деревне). В Испании было да¬вно вве¬дено бесплатное посещение музеев для испанцев. Ма¬лень¬кая, но радость. Европейское сообщество обя¬за¬ло Испанию отменить эту уравнительную льготу. Мелочь, но вос¬принята очень болезненно. А что же говорить о дешевом хле¬бе, который едят в Татарстане или Туркмении? Захотят ли их жители посту¬питься своими принципами (а отношение к хлебу - не столько эко¬номика, сколько культура и даже религия) ради выгод интеграции? Не заманчивее ли будет сближение со странами, утверждающими уравнительный иде¬ал - если не со¬циалистический, так исламский?
Империи типа СССР, объединяющие народы с раз¬ными культурами и религиями, могут существовать только как стра¬ны-"семьи", то есть как нерыночное общество. Рынок неизбежно вызовет расслоение и превращение части страны во внутренний "третий мир". Но такая сис¬тема неустойчива, т.к. "первый мир" может существовать толь¬ко как крепость, отгороженная от своего бедного сиамского бли¬з¬неца кордонами полиции и иммиграционной служ¬бы. И национальная буржуазия может существовать в рынке только под защитой национального же государства. Потому с возникновением буржуазного строя Европа, бывшая ранее Священной Римской Империей, распалась на государства-нации.
Не должно быть никаких иллюзий и относительно России: уцелеть как единое государство при рынке она не сможет. Да ее территориальный демонтаж уже начался, и дело не только в Чечне. Россия "эвакуируется" с Севера, быстро теряет Приморье - это ведь тот же процесс, только без крови и бомбежек. Но простого и ясного слова мы не слышим от оппозиции даже по самому очевидному случаю - Чечне. Какие-то запросы в Министерство юстиции, какое-то шелестение бумагами. Ведь известен совершенно жесткий и однозначный критерий суверенитета государства над территорией - у кого в руках средства законного насилия. Покуда боевики Дудаева и Яндарбиева были "незаконными вооруженными формированиями", а на территории Чечни был хоть один "законный" солдат или милиционер, подчиняющийся Минобороны или МВД России, Чечня была частью Российской Федерации, хотя и в состоянии мятежа. Как только последний солдат покинет территорию, а армия и полиция Яндарбиева станут "законными" - суверенитет России утрачен. И все, кто нам сегодня пудрит мозги, а не говорит правду, станут соучастниками предателей Российского государства.
"Холодная война" не прекрати¬лась, она вошла в новый, не менее разру¬шитель¬ный для наших народов этап. Цель его - всеми средствами сохра¬нить и расширить созданные разломы и трещины так, чтобы части разрубленного тела не могли срастись. Переориентировать, с помощью экономических рычагов и подкупа местных элит, экономику республик и областей на новые центры притяжения, в ударном порядке воспи¬тать новые кадры в духе, сочетающем космополитизм с националь¬ным самомнением. Обновить "пятую колонну".
* * *
После успешной холодно-военной кампании по убийству государственности России русских как народ, видимо, не пощадят. Не простят ему прегрешений перед Западом - ни утонувших подо льдом тевтонов, ни Наполеона, ни Гитлера, ни страха перед красным флагом.
Такие народы, каким стали сегодня русские, "должно резать или стричь". Нас будет выгоднее зарезать - все, что можно, уже состpигли.
-
Олег
- Сообщения: 8117
- Зарегистрирован: 12 ноя 2004, 10:15
- Откуда: СССР
Александр ТАРАСОВ
ДЕСЯТИЛЕТИЕ ПОЗОРА
Тезисы обвинительной речи
Источники: http://www.left.ru/2001/19/tarasov32.html
http://saint-juste.narod.ru/10let.htm
1. Предательство интеллигентов. 90-е годы были годами отказа интеллигенции от своей идентичности и автономии. Интеллигент, если это настоящий интеллигент, а не псевдоинтеллигент (статусный интеллигент, чиновник, клерк, «интеллектуал», то есть узкий специалист в непромышленной области – в сфере образования, управления, информационных технологий и т.п.) – это творец, творческая личность, гений, человек, занимающийся поиском истины, рациональным (научным) или чувственным (художественным) познанием и освоением мира. Настоящий интеллигент понимает свою индивидуальную роль познающего субъекта – и общественную роль просветителя и освободителя. Настоящий интеллигент – носитель критического мышления. Настоящий интеллигент противостоит конформизму и мещанству.
В 90-е интеллигенты предали сами себя. Они добровольно переняли психологию лавочников и проституток. Лавочник ориентирован на сиюминутный материальный успех, на то, чтобы продать побольше и подороже (и избавиться от залежалого товара). Проститутка точно так же продает свой товар (себя) – вообще-то говоря, тоже не первой свежести – и точно так же норовит продать его подороже и большему числу покупателей. Ни лавочник, ни проститутка не являются творцами, они не производят, а лишь продают. «Интеллигенция» в 90-е стала социальным слоем духовных лавочников и духовных проституток. Массовое потребление требует массовых, то есть унифицированных, то есть по большому счету примитивных, товаров – и «интеллигенты» принялись всучивать всем духовную сивуху, преданно ловя любое слово и любой жест сутенеров (спонсоров, то есть банкиров, фондов, государственных чиновников – тех, кто платил деньги, давал гранты, распределял ставки, задавал правила игры) и с энтузиазмом, достойным лучшего применения, выполняя любые, самые извращенные пожелания сутенеров.
«Интеллигенция» стала сословием мещан, мелкими буржуа. «Интеллигенция» стала стадом конформистов, которым, как всяким стадом, легко управлять. «Интеллигенция» в 90-е не захотела творить, не захотела создавать шедевры (за это не платят, шедевры получают признание спустя десятилетия – часто после смерти творца, а успеха хочется сейчас). «Интеллигенты» 90-х отказались от критического мышления: за критическое мышление репрессируют (отодвигают от кормушки, как минимум, сажают в тюрьму или убивают, как максимум), а отсутствие критического мышления предполагало и отсутствие критического действия – то есть отсутствие творческого действия, революционного действия, действия, изменяющего мир, новаторского действия. Естественно, «интеллигент» 90-х утратил характер просветителя и освободителя. Взамен пришло ханжеское и лакейское презрение к собственному народу – как к «быдлу». Духовные проститутки и духовные лавочники переняли (как это часто бывает у холопов и лакеев) взгляды и манеры своих хозяев.
«Интеллигенты» 90-х поверили в некое «информационное», постиндустриальное общество – и это послужило им основой для самооправдания: дескать, мы теперь не зависим от тех, кто добывает уголь, собирает хлопок и выращивает хлеб, мы – внутри другой, «более высокой» цивилизации. Хотя сельскохозяйственные продукты не стали виртуальными – и их по-прежнему производят крестьяне, причем во все большей степени – живущие в чудовищной нищете крестьяне «третьего мира». И одежда не стала виртуальной, хлопок по-прежнему выращивают и собирают крестьяне, ткани по-прежнему ткут рабочие-ткачи, зарабатывая туберкулез и пневмокониоз, уголь (без которого не будет электроэнергии и, следовательно, не будут работать компьютеры и электронные СМИ – весь виртуальный мир псевдоинтеллигенции 90-х) по-прежнему добывают шахтеры – за гроши, зарабатывая силикоз и ежегодно сотнями погибая в обвалах и метановых вспышках.
«Интеллигенция» 90-х превратилась в преимущественно паразитический слой – и, как всякий паразитический слой, прониклась контрреволюционными настроениями. Быть левым стало немодно, революция предана анафеме за «насилие» (как будто контрреволюция – это не насилие, как будто «нормальное существование» современного мира, в котором ежегодно от голода умирает 40 миллионов человек (данные ООН), – не насилие, не массовое убийство сытыми голодных).
Псевдоинтеллигенты 90-х не хотят никого просвещать и освобождать: просвещать и освобождать готовы гении, творцы, пророки, революционеры: чем шире их круг, чем больше их сообщество – тем им интереснее жить, тем большим смыслом наполняется их существование. Мелкие буржуа, духовные лавочники и духовные проститутки экономически не заинтересованы в чужом просвещении и освобождении: каждый просвещенный и освобожденный, с их точки зрения – это экономический конкурент: а вдруг он продаст, а я нет? вдруг его приласкает сутенер, а меня нет?
Продажность нашей «интеллигенции» была очевидна еще в советское время, в 70-е – 80-е годы, когда «интеллигенты» дружно славили «мудрость» КПСС и лично Л.И. Брежнева – хотя никакой энкаведешник с автоматом не стоял у них за спиной и не заставлял этого делать, просто за это хорошо платили. Но в 90-е продажность приняла уже откровенно неприличные формы: те же люди, кто славил коммунизм при коммунистах, в одночасье превратились в ярых врагов коммунизма при антикоммунистах. Достаточно вспомнить П.С. Гуревича, который в 70-е – 80-е «разоблачал» мистицизм, неофрейдизм и православный персонализм, восхваляя марксизм, а в 90-е принялся восхвалять мистицизм, неофрейдизм и православный персонализм, оплевывая марксизм. Д.А. Волкогонов еще в конце 80-х сочинял идеологические инструкции в ГлавПУРе и клеймил со страниц журнала «Юность» тех, кто «клевещет» на Советскую Армию, а в >90-е уже сочинял инструкции по борьбе с «коммуно-фашизмом» и писал антиисторические «труды», демонизируя Ленина и Троцкого. А.С. Ципко в 70-е писал книги по теории марксизма (правда, безграмотные: он даже названия произведений Ленина путал!), в 80-е был консультантом ЦК – а в 90-е, как только получил шикарную квартиру в цековском доме на улице Димитрова (помните, в связи с этим домом было так много шума в прессе в начале 90-х, когда шла кампания по борьбе с привилегиями?), – сразу же стал яростным гонителем компартии.
«Интеллигенция» 90-х, превратившись в слой, обслуживающий интересы власть и деньги имущих, даже не обратила внимания на то, что эти имущие становятся всё более и более тупыми и эстетически неразвитыми. Сталин мог звонить Пастернаку, чтобы выяснить, действительно ли Мандельштам – выдающийся поэт, Кеннеди мог просить объяснить ему («только так, чтобы я это понял»), почему Бежар – выдающийся балетмейстер. Лужкову невозможно доказать, что Церетели – это нечто чудовищное. Маргарет Тэтчер оказалось невозможно доказать, что киберпанк – это самое яркое литературное явление в США в 80-е (все, что связано со словом «панк», вызывает у Мэгги инстинктивное классовое отвращение). Чтобы угодить имущим, надо соответствовать их вкусам, чтобы соответствовать их вкусам, надо быть такими, как Зураб Церетели и Сидни Шелдон, то есть надо либо быть посредственностью, либо стать посредственностью.
2. Триумф посредственности. 90-е стали годами победы посредственности над талантом. Масскульт, презираемый интеллигентами в 60-е – 70-е и отчасти в 80-е годы, был провозглашен равноправной культурой – и полностью вытеснил культуру подлинную (поскольку масскульт хорошо продается – а хорошо продается он потому, что рассчитан на примитивные вкусы примитивных умов «среднего класса»; масскульт – это аутентичная культура «среднего класса»). Целые отрасли культуры (обычно имеющие недолгую собственную историю в рамках подлинной культуры) в 90-е были убиты. Первыми жертвами стали кино и рок. И кино, и рок как виды искусства выросли из масскульта относительно недавно: кино вырывалось из пут «массовой культуры» с 20-х годов, но как самостоятельное, серьезное, подлинное искусство сложилось только в 50-е – с формированием постсталинского кино в «Восточном блоке» (советской, венгерской, польской и чехословацкой кинематографических школ), с одной стороны, и победой в западном кинематографическом сознании итальянского неореализма – с другой. Рок как серьезное, подлинное искусство и вовсе сложился во второй половине 60-х.
Больше нет кино. Вместо кино теперь – мувиз. Это уже не искусство. Это – часть шоу-бизнеса. Всё, что шоу-бизнес, не имеет отношения к искусству (это уже из названия «шоу-бизнес» следует). В 90-е годы не могут существовать Феллини или Тарковский: они не имеют отношения ни к шоу, ни к бизнесу, они не продаются. Шоу – это стриптиз, это человек с двумя головами, это фальшивящий оркестр с голоногой придурковатой красоткой-тамбурмажором, это, наконец, Познер или Арбатова («ток-шоу»), старательно морочащие на TV головы домашним хозяйкам по заказу власть имущих (иной вариант «мыльных опер»: чтобы у зрителя было занято время, но, упаси господи, ни в коем случае не задействованы мозги). Бизнес – это бизнес: у меня товар и я должен всучить его потребителю, мозги здесь вообще вредны – еще не дай бог начнешь задумываться над тем, а нужен ли вообще потребителю этот товар...
Позорная история с откровенно вторичным, невыносимо скучным, невыносимо пошлым, невыносимо сентиментальным, эталонно бульварным «Титаником» – это символ. Символ смерти кино как искусства. Таких знаковых явлений в 90-х много: это, например, торжественное зачисление в «современную классику» и «выдающиеся достижения» кинематографа такого откровенно убогого и вторичного фильма, как «Пятый элемент» (рассчитанного, в лучшем случае, на подростков 10–12 лет), или награждение орденом Почетного Легиона (!) полностью деградировавшего Эльдара Рязанова за чудовищный по качеству фильм «Парижские тайны».
В 90-е всё, что в кино имело отношение не к китчу, не к шоу-бизнесу, а к искусству, оказалось загнано в гетто.
В 90-е не могут существовать ни «Дорз», ни Дженис Джоплин, ни «Кинг Кримзон». Они слишком оппозиционны. Они не политкорректны. Они слишком философичны. Они, наконец, неприлично мрачны. История с попыткой повторения через 30 лет Вудстока показала всю степень деградации рок-сцены: вместо праздника слияния, любви, пира гениев и соединения с мировой пульсацией родилось обычное шоу с толпами полупьяных и подколотых сытых и самодовольных яппи и детей яппи, которые даже не слушали толком музыку, не интересовались, кто играет и о чем поет (а это действительно уже неважно – не 60-е), а стремились приобщиться к «историческому» событию – поваляться в вудстокской грязи.
Все, кто из последних сил сопротивляется валу коммерциализации и музыкального примитивизма, пытается сохранить сегодня дух подлинного рока, тоже загнаны в гетто (в крайнем случае они произведены в «полезные евреи» – на них налеплен ярлык «звезды», «выдающегося деятеля», «живой легенды» и «национального достояния», британская королева и президент США готовы при случае пожать им руку и выдать грамоту, удостоверяющую, что «податель сего – действительный член юденрата в рок-гетто»).
При помощи найденных и отлаженных в предыдущие десятилетия механизмов обладающая деньгами посредственность научилась делать безопасными творцов, художников, подлинных интеллигентов. В США, например, как известно, в роли «убийцы талантов» сегодня выступают Голливуд и TV. Как только на литературном горизонте появляется талантливый прозаик – его тут же соблазняют большими деньгами на сценарную работу в Голливуд и/или на TV. И всё – талант погиб. То же происходит с поэтами, только их поглощает трясина поп-музыки.
Интересно, кстати, как реагируют на это в 90-е американские псевдоинтеллигенты – посредственности, мнящие себя «людьми искусства». Поскольку Голливуд и TV интересуются лишь теми, кто способен создавать талантливую, захватывающую сюжетную и психологическую прозу (то есть такую, для которой существует четкие, классические критерии и качество которой легко определяется путем сравнения с известными образцами), литературные бездари, не способные к работе такого уровня сложности, плодят бессюжетные, лишенные персонажей, «автоматические» и т.п. произведения, утешая самих себя и пытаясь внушить окружающим, что только такая проза – «единственно современная», отражающая дух сегодняшнего дня. Аналогично ведут себя посредственности и в поэзии. Неспособные создавать интересные произведения в рамках поэтической традиции (например, совсем не просто сегодня писать оригинальные, не эпигонские, рифмованные стихи, особенно в сложных формах – попробуйте-ка, скажем, спенсерову строфу!), посредственности поголовно бросаются в минимализм и свободный стих, утверждая, что только такие стихи – современны и отражают «дух сегодняшнего дня». На самом деле за этими «теоретическими манифестами» стоит элементарная зависть к своим более удачливым коллегам.
В 80-е годы те же люди еще могли морщить носы, фыркать и клеймить более удачливых, интегрированных Голливудом и поп-сценой, за «продажность» и уход в низкую «массовую культуру». В 90-е это невозможно: они сами провозгласили «массовую культуру» настоящей и сами провозгласили продажность признаком успеха, а успех – признаком таланта.
Утрата обществом интереса к современным художникам (в самом широком смысле этого слова) – расплата за посредственность. Зачем тратить деньги и смотреть посредственный фильм, если очевидно, что на таком уровне я и сам могу снимать? И вот десятки тысяч представителей «среднего класса» в США в 90-е берут в руки видеокамеры и снимают порнофильмы с собственным участием – а затем обмениваются ими друг с другом. А что – это и впрямь интереснее, чем аналогичная продукция с участием актеров, которых ты в реальной жизни, в отличие от соседа, никогда не встречал.
Торжество посредственности отразилось и на политической сцене. На смену ярким политикам пришли невзрачные, серые, убогие людишки. Достаточно посмотреть на физиономии, например, Робина Кука или Джеми Ши, чтобы вспомнить если не пособие по патопсихологии, то, как минимум, книгу Макса Нордау «Вырождение». Президент Клинтон войдет в историю скандалом, связанным с оральным сексом. Это вам не Кеннеди с Карибским кризисом и тем более не Рузвельт с «Новым курсом» и победой во II Мировой войне. Клинтона (в отличие от Рузвельта и Кеннеди) потому никто и не убивает, что он никому не нужен, как Неуловимый Джо. А неотличимые друг от друга, не запоминающиеся лица европейских политиков – откровенно ущербных, лишенных индивидуальности, взаимозаменяемых... Балаганные фигуры российских политических лидеров – от двоечника Черномырдина, единственное достижение которого – фраза «Хотели как лучше, а получилось как всегда» – до вначале делириозного, а затем дементного Ельцина, «второго издания Леонида Ильича Брежнева» (о прочих жириновских и зюгановых я и не говорю).
«Интеллектуальная элита» ничем не лучше. Все наши титулованные экономисты за 90-е годы с треском провалились, расписавшись в полной некомпетентности. Все наши титулованные социологи с таким же треском провалились на всех крупных выборах 90-х, дружно предсказав сокрушительное поражение Лукашенко и Кучмы на президентских выборах в Белоруссии и на Украине и выдающийся успех НДР и «Демократического выбора России» и поражение коммунистов на парламентских выборах в России...
Впрочем, и западные экономисты 90-х оказались ничем не лучше. Никто из них не смог ни предсказать, ни вразумительно объяснить причины мексиканского финансового кризиса или – позже – азиатского, российского, бразильского...
Только в атмосфере торжества посредственности мог возникнуть феномен Фрэнсиса Фукуямы с его «концом истории». Вовремя вспомнить университетский курс истории философии (в данном случае – Гегеля), быстренько положить гегелевскую идеологему в основу восхваления либерализма (и никто даже не заметил, что Фукуяма обокрал не только Гегеля, но и Гитлера, провозгласив очередной Тысячелетний Рейх – только Либеральный!) и на пустом месте снискать лавры «выдающегося философа» – такого даже в 80-е годы еще и представить было нельзя. Уж на что «новые философы» были мастера саморекламы, но такое даже им не удалось. И не важно, что все постулаты Фукуямы к концу 90-х оказались полностью несостоятельными, – имя уже заработано, Фукуяму уже изучают в университетах как «живого классика». Зато других философов – настоящих – из университетских курсов в 90-е изымают: в Мексике – Маркса, в США и Франции – Гегеля, в Канаде – Грамши, в Дании – Унамуно и Сартра...
3. Нарциссизм, гедонизм, Диснейленд. Искусство в 90-х утратило социальную значимость – с полного согласия самих художников, «интеллигентов». Ушли в прошлое философские романы, социальные фильмы, бунтарская поэзия, полит-рок, фресковая и психоделическая живопись и психоделический танец, социально и политически ориентированные (как часть или наследие контркультуры). «Художник» замкнулся в мирке собственных мелких и глубоко личных проблем, в излечении (или культивировании) собственных многочисленных комплексов. Наступила эра нарциссизма, торжествующего индивидуализма, бесстыдной рекламы дюжинного мещанского «Я». В настойчивых попытках (часто тщетных) привлечь к себе внимание и выклянчить деньги у потенциальных спонсоров проходит жизнь «художника» 90-х. Отсутствие таланта и фантазии компенсируется любовью к себе. Проза ни о чем соседствует с прозой о любви к собственному телу (один такой шедевр со словами «достали уже, сил нет!» демонстрировал мне А. Агеев из журнала «Знамя»: автор долго-долго описывала, как она бреет себе папиной бритвой лобок; господи, да кому это интересно?).
Лишившись социальной значимости, искусство, во-первых, потеряло аудиторию, выпало из общества, стало лишним и ненужным в современном мире, а во-вторых – превратилось в игру (популярность в 90-х среди наших «интеллигентов» «Homo ludens» очень показательна; так же как показателен факт непонимания Хёйзинги, в частности, игнорирование его предупреждения, что игра находится уже вне морали). Но, превратив искусство в игру, «художник» 90-х резко снизил ценность искусства и ценность самого себя, «художника». И сам он, и его «продукт» стали товаром игрушечного магазина, заведомо нестрашным и легко заменяемым на другой.
Такое «искусство» перестало быть опасным для Системы. И, следовательно, такой «художник» перестал быть властителем дум, то есть Художником. Его никогда не повесят, как Рылеева, никогда не расстреляют, как Лорку или Джо Хилла, не гильотинируют, как Андре Шенье, не отрубят голову, как Томасу Мору или Уолтеру Рэли, не забьют до смерти на стадионе, как Виктора Хару, не утопят в море, сбросив с вертолета, как Отто Рене Кастильо, не застрелят, как Леннона или Куртье, не отравят, как Сантейля или Ли Юя, не уморят в лагере, как Мандельштама или Десноса, не сожгут заживо, как Сервета или протопопа Аввакума, он не погибнет в бою, как Хавьер Эро или Хосе Марти, с него не снимут кожу, как с Имадеддина Насими. Он никому не нужен, потому что никому не страшен. Власть уважает только того, кого боится. Уведя свою деятельность в область игры, «художник» 90-х стал домашней игрушкой Власти. Всё, что ему осталось, – истошно веселиться, играть самому в принятую Властью игру.
90-е стали годами торжества гедонизма. Существует всего три психосоциокультурных типа человека: филистер, богема и творец (творческая личность). В 90-е и на Западе, и у нас филистер и богема слились в единое целое. Богема приняла ценности обывательского мира, обывательский мир заразился образом жизни богемы. «Художник» приучился выклянчивать деньги на «проект», а осуществив «проект» – превращать жизнь в грандиозную вечеринку с травой, жратвой и сексом до изнеможения – в восторге от того, что на полученные от реализации «проекта» деньги он может долго ничего не делать. Джону Мильтону, который не мог не писать «Потерянный Рай», или Пушкину с его «руки тянутся к перу», такого не понять.
Конечно, все это возможно только в условиях избытка денег в обществе. А этот избыток обеспечивается, как известно, неэквивалентным обменом со странами «третьего мира». Именно потому и могут бездарности тысячами производить бездарные «художественные» продукты (никому не нужные) и затем накачиваться героином, что где-то в Латинской Америке, Африке и Азии (впрочем, теперь и в России) ежедневно тысячи детей умирают от голода. Мир «среднего класса» превратился в 90-е в нерушимый блок филистера и богемы, в единый неразделимый кислотно-галерейно-подиумно-TV-шоу-секс-туристский-садо-мазохистский клуб.
Отсюда и фашизация артистической среды. Фашизм стал безопасным для Системы (Пиночет в Чили не конфисковывал ничью собственность, наоборот – возвращал национализированное при Альенде). Фашизм стал игрой – но игрой на грани дозволенного. Это – вернейший способ привлечь к себе внимание, то есть успешно продать себя на рынке, где у тебя слишком много конкурентов. Ярчайший пример – «Лайбах» и вообще «нойе словенише кюнст». Фашизм стал частью мейнстрима. Эсэсовская форма у байкеров, танцоров гей-балетов и посетителей садо-мазохистских клубов, очеловечевание Гитлера у Феста и Сокурова – все это лишь культурный вариант политической амальгамы буржуазной демократии и фашизма в одной и той же стране (например, в Перу, где парламентская демократия уничтожает деревни 600 тысяч индейцев, превращая их в беженцев, и 80 тысяч убивает, или в Турции, где парламентская демократия уничтожает деревни 3 миллионов курдов, делая их беженцами, и 200 тысяч убивает).
Играющий «художник» – гедонист и нарциссист – не имеет шансов найти такую же аудиторию, такую же степень востребованности и такой же уровень почитания, как социальный художник – бунтарь, пророк и «проклятый поэт». Это в сандинистской Никарагуа наблюдался расцвет поэзии и всенародная любовь к Карденалю, Гарсиа Маркесу и Гуаясамину, это у партизан Тимора на поэтов и артистов подпольных театров молятся, как на богов, это в джунглях Колумбии певцы песен протеста пользуются невероятным почетом и уважением у вооруженных «кампенсинос». В мире, где «художника» покупают и продают – и он сам с этим согласен, – у него нет будущего как у художника. Он – товар и его судьба (и его цена) определяется покупателем, а покупатель в современном западном обществе все более и более тяготеет к предметам одноразового пользования.
Отсюда же и увлечение лингвистической философией – как философией совершенно безопасной, политически стерильной. Если вместо изучения человека и общества изучать язык и текст (пратекст) – по определению невозможно задеть ничьи имущественные интересы. Лингвистическая философия сегодня – такое же прибежище трусов, как схоластика в XVI–XVIII веках, и не случайно лингвистическая философия, подобно схоластике, помешана на интерпретации текста, а не на анализе практики, опыта: действие, практика невозможны без столкновения интересов, действие ангажировано изначально – и потому тот, кто анализирует действие, также вынуждено ангажирован: он смотрит либо глазами победителей, либо глазами побежденных, даже при «взгляде со стороны» он вынужден признавать, что есть побежденные и победители (что уже оскорбительно для одной из сторон). За текст же отвечает не интерпретатор, а лишь автор текста. Не говорю уже о том, что экзегеза не создает интеллектуальных сущностей, а лишь перекомбинирует уже данные, в то время как обобщение и анализ опыта, действия – это именно создание новых интеллектуальных сущностей (опыт и действие – феномены до- или внеинтеллектуальные, природные).
Отсюда же и увлечение и неклассической философией. Особенно оно распространено среди тех «художников» и «интеллигентов», кто драпируется в «левые» и «левацкие» одежды (это такая же попытка привлечь к себе внимание, как и игра в фашизм) – подобные «художники» и «интеллигенты» были всегда, но в предыдущие десятилетия настоящие западные левые называли их «плюшевыми» или «шикарными левыми» («шили»), то есть ненастоящими, игрушечными. «Шили» особенно любят Дебора (поскольку он теоретически «обосновал» бессмысленность политической борьбы, задолго до Фукуямы – просто другим, псевдомарксистским языком – провозгласив несокрушимость Тысячелетнего Либерального Рейха) и Фуко с его стремлением к изучению психосоциальной патологии и пограничных феноменов, например, безумия как якобы «антибуржуазного» явления. Втайне «шили», конечно, знают, что безумие вовсе не антибуржуазно, оно не противостоит буржуазии, оно вообще вне классовых характеристик. Антибуржуазно и, следовательно, опасно для буржуазии (а значит, опасно и для тех, кто этим в буржуазном обществе занимается) только то (и те), что (кто) предлагает конкурентный буржуазному позитивный социальный проект, создает новую утопию. За это буржуазия репрессирует. А безумие дозволено. Безумие – не криминал, а болезнь. Революцию можно провозгласить преступлением, болезнь – нельзя.
4. Постмодернизм, политкорректность, тирания СМИ. 90-е были годами царства постмодернизма. «Поколение 90-х» отказалось от философии ввиду своей явной неспособности к пониманию классических и постклассических философских текстов, с одной стороны, и из-за страха перед борьбой за изменение действительности – с другой. «Интеллигенция» 90-х восторженно приняла постмодернизм именно потому, что увидела в нем оправдание своей интеллектуальной посредственности, творческой бесплодности, политической трусости и социальной продажности: постмодернистская «отмена» онтологии, рационализма и по сути философии вообще «оправдывала» неспособность и к научному видению и познанию мира, и к пониманию и освоению философского наследия (как замечательно сформулировал на семинаре в Центре современного искусства В. Терин, «теперь можно не читать Канта, Гегеля, Маркса – теперь можно читать меня, Терина»); постмодернистский отказ от познающей, профетической и дидактической функции искусства «оправдывал» бездарность и позволял заменить традиционное создание произведений искусства бесконечной «деятельностью», ориентированной на сам процесс этой деятельности; постмодернистское провозглашение рационального действия «устаревшим» (поскольку «результат всегда не совпадает с проектом», а «изменяемое отвечает насилием на попытки его изменить») «оправдывало» страх перед репрессиями (нарциссисты и гедонисты боятся не только смерти, пыток или тюрьмы, но и отсутствия комфорта и потери возможностей разнообразного наслаждения – разве можно жить без ЛСД и биде?); постмодернистское «уравнивание в правах» подлинного искусства и китча, серьезного и игры, левого и правого, созидания и разрушения, реального и иллюзорного «оправдывало» продажность «интеллигенции» и превращение ее в машину для удовлетворения довольно примитивных потребностей гедонизирующего «среднего класса».
Постмодернистское общество – это воплощенная в реальность «мозаичная культура» А. Молля: общество разбилось на маленькие группы, в каждой из которых – собственные «гении» (совершенно убогие), собственные неофиты (еще более убогие), собственные критерии качества, собственная мораль, собственная мода. Постмодернистское общество уже не способно выступать как тотальность, оно беззащитно перед власть имущими – микрогруппы не способны объединиться, они с большим трудом взаимодействуют друг с другом, будучи втайне враждебны друг другу и не нуждаясь друг в друге. Постмодерн – это мир одиноких. В идеале постмодернистское общество стремится к полном атомизации, полному сытому равенству в интеллектуальной ограниченности при внешнем разнообразии («Машина останавливается» Э.М. Форстера). Самая большая, тщательно скрываемая тайна постмодерна – это его исключительная политическая выгодность для правящей элиты: элита консолидирована, ангажирована и предельно рациональна; она владеет собственностью, получает прибыль, организует (строго рационально) мировое производство и мировой политический процесс. Элита консервативна по необходимости (без стабильности нет прибыли), не играет в постмодернистские игры (носит строгие костюмы, учит детей в закрытых школах с классическим образованием и палочной дисциплиной XIX века, покупает картинны Сезанна, а не инсталляции Карла Андре, слушает Бетховена в Карнеги-холле, а не Майкла Джексона на стадионах и т.д.); постмодернизм навязывается элитой «среднему классу» и «низам» – атомизированное общество безопасно (оно не может отнять у элиты собственность, а, следовательно, и власть).
Чтобы мозаичная культура не превратилась в открытую войну всех против всех, нужна политкорректность. Политкорректность, по блестящему определению Пако Рабана, это «добродетель баранов, которых ведут на бойню». Социальный конфликт провоцирует поиск, он тяготеет к глобализации, всякий такой конфликт, начинаясь со столкновения между «сотами» мозаичного общества, грозит укрупнением до классового и расового (поскольку в ходе конфликта выявляются всё более общие противоречия и совпадения, по признакам основных противоречий и совпадений и происходит формирование блоков союзников). Политкорректность же обеспечивает стабильность за счет игнорирования другого; лень и нежелание понять другую ячейку мозаичного общества позволяют избегать конфликта (путем избегания сравнения) и нарциссистски возвеличивать самого себя. Как отметил Кристофер Хигиченс, политкорректность не внушила людам уважения к разнообразию, каждый опасается всех других и из страха старается не интересоваться другими. Хигиченс назвал царство политкорректности «Я-тысячелетием» (снова – Либеральный Рейх!).
Политкорректность гарантирует посредственности высокий статус внутри ячейки мозаичного общества: иерархия таланта от ремесленника до гения (от Булгарина до Достоевского) выстраивается путем сравнения. Если же избегать сравнения, не будет и иерархии. «Художником» и «гением» может провозгласить себя всякий, «гениальность» приобретает заявительный характер, для «течения» и «школы» достаточно набрать группу из 2–3 приятелей (собутыльников).
В постмодернистском обществе СМИ превращаются в жандарма и цензора. Поощряя мнимое разнообразие стилей и групп, СМИ создают ситуацию информационной перегрузки, при которой блокируются, как известно психологам и психиатрам, высшие (пиковые) психологические способности (эмоциональные, интеллектуальные, творческие). «Массовая культура» становится единственно принимаемой не только потому, что она навязывается, но и потому, что восприятие ее не требует усилий. Перегруженный информацией мозг сопротивляется восприятию всего, понимание чего связано с серьезными интеллектуальными или эмоциональными усилиями и затратами.
СМИ в 90-е успешно вытесняют из картины мира невыгодную для власть имущих информацию, одновременно примитивизируя картину реальности, примитивизируя перципиента как личность и примитивизируя вкусовые и моральные критерии в целом. Так, скандал с Моникой Левински навязал сотням миллионов вмешательство в чужую личную жизнь и одновременно вытеснил из «электронной картины мира» невыгодную реальность: партизанскую войну в Колумбии и участие в ней авиации США; миллионные марши протеста в Нью-Йорке против полицейского расистского террора, устроенного мэром Джулиани; попытку правительства разгромить сильнейший в США профсоюз «тимстеров» – водителей грузовиков и т.п.
Тирания СМИ в 90-е навязывает утрату критериев: в рамках до-постмодернистского (рационального) мышления невозможно объяснить, например, почему поклонник фашизма Туджман и исламский фундаменталист Изетбегович «хорошие», а социалист Милошевич – «чудовище». В 90-е ничего и не надо объяснять – достаточно провозгласить. В результате в первых рядах культурной портретной галереи СМИ оказываются самые безопасные: скажем, в прозе – Виктор Ерофеев с текстами, заведомо уже не имеющими отношения к литературе, Пелевин с «Чапаевым и Пустотой» – точной копией (в моральном отношении даже ухудшенной) «хита» масскульта «эпохи застоя» «Альтиста Данилова» и т.п. Отсутствие критериев распространяется в 90-х не только на качество, но и на саму деятельность, на наличие статуса: судьям требуются специальные экспертные подтверждения, что Авдей Тер-Оганьян – художник и его акция – это художественная акция; с другой стороны, никто не требует от Пригова доказательств, что написанное им – поэзия (хотя плохие стихи или никакие стихи уже не являются поэзией).
СМИ в 90-е навязывают бешеный ритм смены стандартов, имен и мод. Постоянно меняются «стили» и «художники» – однодневки. От «художника» требуют постоянной новизны – это требование рынка, рекламы, при этом требование механическое, формальное, внеэстетическое, внекачественное, внесущностное. «После» в 90-е значит «лучше» (то есть если Евтушенко пишет после Байрона, то, следовательно, лучше).
Тирания СМИ полностью проявила себя во время II Югославской войны (войны из-за Косова). И I Югославская война была справедливо названа «постмодернистской войной», но Вторая показала тотальную зависимость постмодернистского «культурного сообщества» от СМИ, полностью подконтрольных власть имущим и даже уже не маскирующих свою роль brainwashing machine. Авиация НАТО методически уничтожала югославские СМИ именно потому, что они контролировались не НАТО и поставляли «неправильную» информацию, – и об этом говорилось открыто. Знакомые американские профессора дружно жаловались, что ни одно издание не хочет печатать их статьи с критикой НАТО, а TV отказывается от интервью сразу, как только выясняет, что они – противники войны в Югославии. Постмодернистская же псевдоинтеллигенция принялась дружно цитировать Р. Барта и повторять, что-де «всякая дискурсивная система есть представление, шоу», хотя югославский пример как раз опровергает Барта, это – пример ликвидации шоу (игры), пример того, как одна дискурсивная система уничтожает другую не лингвистически, не по Барту, не путем «агрессии в диалоге», а ракетами и бомбами, отменяя диалог и навязывая монолог. И I, и II Югославские войны были вызваны экономическими причинами: отказом правящей в Югославии Социалистической партии приватизировать коллективную собственность и дать западному капиталу скупить югославскую промышленность (в Югославии в целом приватизировано лишь 7% экономики, в Сербии – 4%). Эта позиция югославского руководства объясняется экономическими интересами коллективных собственников, которые и составляют опору Социалистической партии, но западные СМИ об этом не сказали ни разу ни слова, предпочитая демонизировать одного человека – Милошевича. Это – целенаправленное оглупление перципиента до уровня темного и неграмотного русского крестьянина начала XIX века, верившего в то, что Бонапарт – Антихрист.
5. Геттоизация культуры. Подлинная культура в 90-е оказывается оттеснена на обочину, загнана в гетто: это касается не только искусства, но и философии и прикладных гуманитарных наук – только их загнали в гетто университетов и крошечных специализированных исследовательских групп и центров. Гуманитарные науки распадаются в 90-е на десятки и сотни школ – и каждая из школ не взаимодействует с другими (если только с очень близкими – и то конфликтно). На постмарксистском европейском пространстве существует, например, «лондонская школа» (развитие югославской группы «Праксис»), но из освещаемого СМИ интеллектуального поля она вытеснена, и эту ячейку мозаичного общества «репрезентирует» небольшая группа политически безобидных французских «шили» – Делёз и Гваттари с их «Желанием», Лиотар с его «интенсивностью», Бодрийяр с его «соблазном». Во Франции к 90-м исторические школы, не скрывавшие своей ангажированности, были полностью лишены финансирования и вытеснены из издательского пространства и из университетов. Уцелели лишь те, кто занимался безобидным делом: изданием документов и сочинением комментариев на комментарии. Строго говоря, история как наука в сегодняшней Франции больше не существует. Остались: псевдоистория (беспомощная, лишенная методологии, бульварная) и метаистория.
Геттоизация обрекает несогласных с навязанными в 90-е правилами игры на безвестность и раздробленность: отстраненные от СМИ, ограниченные в средствах и круге общения, лишенные больших тиражей, они обречены на тяжелую борьбу за выживание и с трудом находят друг друга.
Постмодернистский мир 90-х активно препятствует получению полной правдивой информации и доступу к до-постмодернистскому критическому наследию, к подлинной культуре, но делает это не путем прямых запретов (тогда было бы легче – «что запретно, то и истинно»), а путем информационного перенасыщения, забивания сенсорных каналов «белым шумом»; геттоизированная оппозиция все более отрывается от собственных корней, все с бOльшим трудом находит не только союзников, но даже предшественников. Так, теоретик итальянской люксембургианской организации «Socialismo Rivoluzionario» был потрясен, узнав от меня о существовании в XX веке большого числа итальянских же философов-марксистов, – он знал только о Грамши, все остальные имена – даже Лабриолы, Делла Вольпе и Колетти ему ничего не говорили!
В США в культурном гетто оказались, например, балетные группы, пытающиеся противостоять «балетным мейнстримам» – в условиях оторванности друг от друга и, фактически, нищеты. Во второй половине 60-х – начале 70-х ситуация была сходной, но тогда эти группы могли быстро находить друг друга, объединяться, взаимодействовать (в том числе и в противоречии) и в целом осознавали себя как часть «Living Theater». В результате им удалось заставить общество увидеть себя и признать себя. Сегодня это невозможно из-за огромного моря балетных кружков и студий для «среднего класса», где толстеющие американцы обучаются ради того, чтобы занять чем-то время, сбросить вес и сохранить фигуру.
Но дело не только в том, что «эфир забит», дело в принципиальной несовместимости двух культур – подлинной, являющейся наследием европейской традиции от Возрождения и Просвещения и до авангарда, и «массовой культуры» (феномена, автохтонного для любой культуры, не только европейской или вестернизированной). Подлинная культура ориентирована на гения, творчество и неудовлетворенность, «массовая» – на обывателя, потребление и комфорт. Они не могут мирно сосуществовать, как не могли в III Рейхе мирно сосуществовать нацисты и евреи.
И если сегодня, в 90-е, «поле битвы» за «нацистами», то, естественно, «евреи» – в гетто. Поэтому, например, в России «широкой общественности» неизвестен прекрасный журнал «Забриски Rider»; поэтому словно вне «культурного пространства» в России оказался замечательный художник, поэт и издатель анархист Толстый; поэтому ни разу не попал на экраны TV или на музыкальные радиостанции блестящий рок-бард-поэт и исполнитель Александр Непомнящий; поэтому «официальная поэзия» (от Вознесенского до Всеволода Некрасова) старательно игнорирует существование живущего в Томске выдающегося поэта-традиционалиста, ученика С. Шервинского Евгения Кольчужкина. Поэтому, наконец, литературный мир России делает вид, что нет в природе потрясающей книги пародий «Это я, Боринька!..».
Интеллигенция 90-х по отношению к культурным гетто оказалась в положении германского населения при Гитлере по отношению к концлагерям и еврейским гетто. Это тот счет, который дети (внуки) этой «интеллигенции» – будущие РАФовцы – предъявят в XXI веке своим предкам.
Геттоизируя подлинную культуру, постмодернистское общество само подталкивает к идеологической, политической оппозиции тех, кто оказывается в культурном гетто. Так, журнал «Бронзовый век» начинался как чисто литературный, пограничный с культурой мейнстрима. После нескольких лет геттоизированного существования «Бронзовый век» стал изданием откровенно политически, эстетически и философски оппозиционным либерализму, «открытому обществу», представительной демократии.
6. Деградация и упадок Постмодернистской империи. К концу десятилетия Постмодернистская империя 90-х – с невероятной для предыдущих эпох скоростью! – загнила и стала демонстрировать все классические признаки деградации и упадка.
И раньше интеллектуальная продажность не была в новинку, но никогда она не была такой массовой и такой разрушительной по своим последствиям (в том числе и для самих продавшихся). В целом, продаваясь, «интеллигенция» шла двумя путями. Назовем их условно «путем Стивена Кинга» и «путем Джеффа Кунса».
Стивен Кинг начинал когда-то с талантливых рассказов с отчетливым антибуржуазным и антимилитаристским подтекстом (сказывалось прошлое активиста борьбы против Вьетнамской войны), соединяя линию, идущую от Амброза Бирса, с линией, идущей от Рея Брэдбери. С приходом успеха (и затем – коммерческого успеха) С. Кинг перешел из культуры в «массовую культуру» и утратил лицо: вместо рассказов появились романы (листаж, гонорары!); индивидуальный стиль исчез, его сменила бойкая «речепись» «экшнз»; психология исчезла, образы стали ходульными и повторяющимися; повторяющимися стали и сюжетные ходы, да и сами сюжеты – теперь у Кинга в основном либо кто-то попадает в какую-нибудь пространственную или временную дыру, либо кто-то (что-то) кого-то со свистом (причмокиванием) куда-то втягивает или засасывает... Тиражи, однако, растут. Но интерес падает даже на поле «массовой культуры». Творческая и личностная деградация налицо. Это – деградация через успех.
Джефф Кунс проявил себя как невероятно талантливый художник на очень неблагоприятном поле – в сфере рекламы. Успех дал ему возможность перейти ему из сферы масскульта в мир серьезной культуры – высмеяв рекламу и масскульт в конце 80-х в серии «Banality». Но в 90-е Кунс уже вновь переходит в «массовую культуру» – через псевдобунтарскую акцию «Made in Heaven». Конечно, брак с Чиччолиной – это для скандальной хроники, и в 90-е никого уже не удивишь серией фотографий полового акта в разных позициях (порноиндустрия!), даже если в качестве «звезд» – лично ты и Чиччолина. Но правила бульварного скандала соблюдены (и даже сделан вид, что это – «политическое» противостояние ханжеской рейгановской консервативной Америке! – тогда и Мадонна – «политический борец»!). Итак: скандал, успех, деньги – и деградация: откровенно скучные и убогие, хотя и высоко оплачиваемые заказные работы 90-х. Это – деградация через скандал.
У нас по «пути Стивена Кинга» пошел, например, тот же Пелевин, начавший пусть не с гениальных, но, безусловно, интересных рассказов. А по «пути Джеффа Кунса» – например, Сараскина, перешедшая от литературоведческих статей к статьям на все темы в «эпоху гласности» – и затем резко прыгнувшая в масскульт книгой о «женщинах Достоевского».
Целая плеяда самых известных у нас рок-музыкантов – Гребенщиков, Кинчев, Шевчук – опробовали по сути оба варианта: поскольку к началу 90-х их рок был и скандалом (с точки зрения «официальной культуры»), и развитием успеха в предыдущей культурной деятельности. Конец для всех оказался один: деградация до кабатчины и потакания вкусам «новых русских».
Можно проследить эту деградацию на примерах, скажем, «культовых» Тарантино, Линча и Гринуэя. Во-первых, какой смысл становиться «культовым», если «культов» так много, что «культовым» может стать и откровенно плохо сделанное («панк любит помойку»). А во-вторых, повторяемость и узнаваемость у Гринуэя, Линча и Тарантино, поточность быстро делают их неинтересными и откровенно скучными за пределами круга «фанатов». «Культ» мгновенно превращается в «культик» и сходит на нет.
«Отмена» в 90-е постмодернистской «интеллигенцией» дихотомии научного и обыденного мышления привела, естественно, к деградации до обыденного, к возврату к мещанскому common sense. К концу 90-х «интеллигенция» уже боится употреблять строго научные термины и пользоваться лексиконом серьезной философии, говорит на pidgin professional («деконструкция дискурса синтагмами репрезентируемой инсталляции» – известное дело: только тот ясно излагает, кто ясно мыслит!). Боязнь распространилась даже на сам термин «постмодернизм». Одновременно «интеллигенция» стала впадать в панику при любом столкновении со сложной реальностью. Ли Раста Брауна, например, пугает любая систематизация: систематичность явления требует систематизированного знания и систематизированного мышления, а жертвам мозаичной культуры систематизированные знания и систематизированное мышление недоступны (система предполагает иерархию и сравнение). Питер Фенд провозглашает себя «политически активным художником», но при этом мыслит категориями среднего американца (и даже бравирует этим), без конца повторяет банальности «левого бидермейера» и злобно ненавидит Сартра за то, что тот якобы «всю жизнь сидел в кафе и ораторствовал, как он ненавидит буржуазию» (хотя реальный Сартр участвовал в Сопротивлении и в Мае 68-го, лично продавал «Дело труда» в 70-х, помогал «городским партизанам» РАФ, вдохновлял революционеров в 60-е – 80-е годы, не говоря уже о прямом назначении философа и писателя). Ненависть П. Фенда к Ж.-П. Сартру – это ненависть человека времен деградации, который не может сбыться социально и политически, к человеку, который полностью сбылся социально и политически, полностью реализовал себя. Иначе говоря, это зависть. Зависть к другому времени и другим «правилам игры».
Жалобы «художников» 90-х на то, что «публика не интересуется» ими, – явление того же ряда. Слово «публика» здесь – это как раз pidgin professional, эвфемизм, стыдливая и лукавая замена реальности «виртуальной реальностью». Это не «публике» не нужны «художники» 90-х – они не нужны обществу. Или, если угодно, человечеству.
Мозаичная культура возникает не впервые. Впервые она возникает лишь в масштабах не одной страны, одной империи – а глобально. В Австро-Венгрии перед ее развалом также сложилась типичная мозаичная культура. То же самое было в эллинистических государствах перед их гибелью. Постмодернистский тип культуры – со всеми его атрибутами: вторичностью, цитированием, перекомбинацией, приматом зрелища, сексуализацией, игрой – также возникает не впервые. Так было в Европе в эпоху маньеризма, в поздней Византийской империи и в позднем Риме. Совпадают даже мелкие детали, вплоть до гиперболизации «индустрии моды», увлечения «этнической музыкой» и татуировками или превращения процесса общения представителей «культурной среды» в тусовку. Аналогия с Римом особенно уместна потому, что поздний Рим, как и современный «первый мир», был паразитическим образованием – метрополия существовала за счет эксплуатации провинций и ограбления окраин, так же как сегодняшний «первый мир» существует за счет «третьего».
Классические признаки деградации и упадка лишают всяких перспектив «интеллигенцию» 90-х. Будущие историки станут писать о 90-х годах XX века как о 90-х годах XIX-го в России или 80-х годах XVIII века во Франции. «Загнивание сытого паразитического общества», «fin du », «нарастание мистицизма и имморализма», «наркотизация», «усиление интереса к болезни и смерти и эстетизация их», «декаданс», «уход в мир иллюзий» и т.п.
Развитие культуры, как и в предыдущих случаях в истории человечества, будет происходить из источников за пределами мейнстрима паразитического общества – то есть из источников чуждых (либо оппозиционных) западной либеральной постмодернистской «культуре».
«Интеллигенция» 90-х сама приговорила себя к будущему забвению и осмеянию. Так ей и надо.
8–17 июня 1999
--------------------------------------------------------------------------------
ДЕСЯТИЛЕТИЕ ПОЗОРА
Тезисы обвинительной речи
Источники: http://www.left.ru/2001/19/tarasov32.html
http://saint-juste.narod.ru/10let.htm
1. Предательство интеллигентов. 90-е годы были годами отказа интеллигенции от своей идентичности и автономии. Интеллигент, если это настоящий интеллигент, а не псевдоинтеллигент (статусный интеллигент, чиновник, клерк, «интеллектуал», то есть узкий специалист в непромышленной области – в сфере образования, управления, информационных технологий и т.п.) – это творец, творческая личность, гений, человек, занимающийся поиском истины, рациональным (научным) или чувственным (художественным) познанием и освоением мира. Настоящий интеллигент понимает свою индивидуальную роль познающего субъекта – и общественную роль просветителя и освободителя. Настоящий интеллигент – носитель критического мышления. Настоящий интеллигент противостоит конформизму и мещанству.
В 90-е интеллигенты предали сами себя. Они добровольно переняли психологию лавочников и проституток. Лавочник ориентирован на сиюминутный материальный успех, на то, чтобы продать побольше и подороже (и избавиться от залежалого товара). Проститутка точно так же продает свой товар (себя) – вообще-то говоря, тоже не первой свежести – и точно так же норовит продать его подороже и большему числу покупателей. Ни лавочник, ни проститутка не являются творцами, они не производят, а лишь продают. «Интеллигенция» в 90-е стала социальным слоем духовных лавочников и духовных проституток. Массовое потребление требует массовых, то есть унифицированных, то есть по большому счету примитивных, товаров – и «интеллигенты» принялись всучивать всем духовную сивуху, преданно ловя любое слово и любой жест сутенеров (спонсоров, то есть банкиров, фондов, государственных чиновников – тех, кто платил деньги, давал гранты, распределял ставки, задавал правила игры) и с энтузиазмом, достойным лучшего применения, выполняя любые, самые извращенные пожелания сутенеров.
«Интеллигенция» стала сословием мещан, мелкими буржуа. «Интеллигенция» стала стадом конформистов, которым, как всяким стадом, легко управлять. «Интеллигенция» в 90-е не захотела творить, не захотела создавать шедевры (за это не платят, шедевры получают признание спустя десятилетия – часто после смерти творца, а успеха хочется сейчас). «Интеллигенты» 90-х отказались от критического мышления: за критическое мышление репрессируют (отодвигают от кормушки, как минимум, сажают в тюрьму или убивают, как максимум), а отсутствие критического мышления предполагало и отсутствие критического действия – то есть отсутствие творческого действия, революционного действия, действия, изменяющего мир, новаторского действия. Естественно, «интеллигент» 90-х утратил характер просветителя и освободителя. Взамен пришло ханжеское и лакейское презрение к собственному народу – как к «быдлу». Духовные проститутки и духовные лавочники переняли (как это часто бывает у холопов и лакеев) взгляды и манеры своих хозяев.
«Интеллигенты» 90-х поверили в некое «информационное», постиндустриальное общество – и это послужило им основой для самооправдания: дескать, мы теперь не зависим от тех, кто добывает уголь, собирает хлопок и выращивает хлеб, мы – внутри другой, «более высокой» цивилизации. Хотя сельскохозяйственные продукты не стали виртуальными – и их по-прежнему производят крестьяне, причем во все большей степени – живущие в чудовищной нищете крестьяне «третьего мира». И одежда не стала виртуальной, хлопок по-прежнему выращивают и собирают крестьяне, ткани по-прежнему ткут рабочие-ткачи, зарабатывая туберкулез и пневмокониоз, уголь (без которого не будет электроэнергии и, следовательно, не будут работать компьютеры и электронные СМИ – весь виртуальный мир псевдоинтеллигенции 90-х) по-прежнему добывают шахтеры – за гроши, зарабатывая силикоз и ежегодно сотнями погибая в обвалах и метановых вспышках.
«Интеллигенция» 90-х превратилась в преимущественно паразитический слой – и, как всякий паразитический слой, прониклась контрреволюционными настроениями. Быть левым стало немодно, революция предана анафеме за «насилие» (как будто контрреволюция – это не насилие, как будто «нормальное существование» современного мира, в котором ежегодно от голода умирает 40 миллионов человек (данные ООН), – не насилие, не массовое убийство сытыми голодных).
Псевдоинтеллигенты 90-х не хотят никого просвещать и освобождать: просвещать и освобождать готовы гении, творцы, пророки, революционеры: чем шире их круг, чем больше их сообщество – тем им интереснее жить, тем большим смыслом наполняется их существование. Мелкие буржуа, духовные лавочники и духовные проститутки экономически не заинтересованы в чужом просвещении и освобождении: каждый просвещенный и освобожденный, с их точки зрения – это экономический конкурент: а вдруг он продаст, а я нет? вдруг его приласкает сутенер, а меня нет?
Продажность нашей «интеллигенции» была очевидна еще в советское время, в 70-е – 80-е годы, когда «интеллигенты» дружно славили «мудрость» КПСС и лично Л.И. Брежнева – хотя никакой энкаведешник с автоматом не стоял у них за спиной и не заставлял этого делать, просто за это хорошо платили. Но в 90-е продажность приняла уже откровенно неприличные формы: те же люди, кто славил коммунизм при коммунистах, в одночасье превратились в ярых врагов коммунизма при антикоммунистах. Достаточно вспомнить П.С. Гуревича, который в 70-е – 80-е «разоблачал» мистицизм, неофрейдизм и православный персонализм, восхваляя марксизм, а в 90-е принялся восхвалять мистицизм, неофрейдизм и православный персонализм, оплевывая марксизм. Д.А. Волкогонов еще в конце 80-х сочинял идеологические инструкции в ГлавПУРе и клеймил со страниц журнала «Юность» тех, кто «клевещет» на Советскую Армию, а в >90-е уже сочинял инструкции по борьбе с «коммуно-фашизмом» и писал антиисторические «труды», демонизируя Ленина и Троцкого. А.С. Ципко в 70-е писал книги по теории марксизма (правда, безграмотные: он даже названия произведений Ленина путал!), в 80-е был консультантом ЦК – а в 90-е, как только получил шикарную квартиру в цековском доме на улице Димитрова (помните, в связи с этим домом было так много шума в прессе в начале 90-х, когда шла кампания по борьбе с привилегиями?), – сразу же стал яростным гонителем компартии.
«Интеллигенция» 90-х, превратившись в слой, обслуживающий интересы власть и деньги имущих, даже не обратила внимания на то, что эти имущие становятся всё более и более тупыми и эстетически неразвитыми. Сталин мог звонить Пастернаку, чтобы выяснить, действительно ли Мандельштам – выдающийся поэт, Кеннеди мог просить объяснить ему («только так, чтобы я это понял»), почему Бежар – выдающийся балетмейстер. Лужкову невозможно доказать, что Церетели – это нечто чудовищное. Маргарет Тэтчер оказалось невозможно доказать, что киберпанк – это самое яркое литературное явление в США в 80-е (все, что связано со словом «панк», вызывает у Мэгги инстинктивное классовое отвращение). Чтобы угодить имущим, надо соответствовать их вкусам, чтобы соответствовать их вкусам, надо быть такими, как Зураб Церетели и Сидни Шелдон, то есть надо либо быть посредственностью, либо стать посредственностью.
2. Триумф посредственности. 90-е стали годами победы посредственности над талантом. Масскульт, презираемый интеллигентами в 60-е – 70-е и отчасти в 80-е годы, был провозглашен равноправной культурой – и полностью вытеснил культуру подлинную (поскольку масскульт хорошо продается – а хорошо продается он потому, что рассчитан на примитивные вкусы примитивных умов «среднего класса»; масскульт – это аутентичная культура «среднего класса»). Целые отрасли культуры (обычно имеющие недолгую собственную историю в рамках подлинной культуры) в 90-е были убиты. Первыми жертвами стали кино и рок. И кино, и рок как виды искусства выросли из масскульта относительно недавно: кино вырывалось из пут «массовой культуры» с 20-х годов, но как самостоятельное, серьезное, подлинное искусство сложилось только в 50-е – с формированием постсталинского кино в «Восточном блоке» (советской, венгерской, польской и чехословацкой кинематографических школ), с одной стороны, и победой в западном кинематографическом сознании итальянского неореализма – с другой. Рок как серьезное, подлинное искусство и вовсе сложился во второй половине 60-х.
Больше нет кино. Вместо кино теперь – мувиз. Это уже не искусство. Это – часть шоу-бизнеса. Всё, что шоу-бизнес, не имеет отношения к искусству (это уже из названия «шоу-бизнес» следует). В 90-е годы не могут существовать Феллини или Тарковский: они не имеют отношения ни к шоу, ни к бизнесу, они не продаются. Шоу – это стриптиз, это человек с двумя головами, это фальшивящий оркестр с голоногой придурковатой красоткой-тамбурмажором, это, наконец, Познер или Арбатова («ток-шоу»), старательно морочащие на TV головы домашним хозяйкам по заказу власть имущих (иной вариант «мыльных опер»: чтобы у зрителя было занято время, но, упаси господи, ни в коем случае не задействованы мозги). Бизнес – это бизнес: у меня товар и я должен всучить его потребителю, мозги здесь вообще вредны – еще не дай бог начнешь задумываться над тем, а нужен ли вообще потребителю этот товар...
Позорная история с откровенно вторичным, невыносимо скучным, невыносимо пошлым, невыносимо сентиментальным, эталонно бульварным «Титаником» – это символ. Символ смерти кино как искусства. Таких знаковых явлений в 90-х много: это, например, торжественное зачисление в «современную классику» и «выдающиеся достижения» кинематографа такого откровенно убогого и вторичного фильма, как «Пятый элемент» (рассчитанного, в лучшем случае, на подростков 10–12 лет), или награждение орденом Почетного Легиона (!) полностью деградировавшего Эльдара Рязанова за чудовищный по качеству фильм «Парижские тайны».
В 90-е всё, что в кино имело отношение не к китчу, не к шоу-бизнесу, а к искусству, оказалось загнано в гетто.
В 90-е не могут существовать ни «Дорз», ни Дженис Джоплин, ни «Кинг Кримзон». Они слишком оппозиционны. Они не политкорректны. Они слишком философичны. Они, наконец, неприлично мрачны. История с попыткой повторения через 30 лет Вудстока показала всю степень деградации рок-сцены: вместо праздника слияния, любви, пира гениев и соединения с мировой пульсацией родилось обычное шоу с толпами полупьяных и подколотых сытых и самодовольных яппи и детей яппи, которые даже не слушали толком музыку, не интересовались, кто играет и о чем поет (а это действительно уже неважно – не 60-е), а стремились приобщиться к «историческому» событию – поваляться в вудстокской грязи.
Все, кто из последних сил сопротивляется валу коммерциализации и музыкального примитивизма, пытается сохранить сегодня дух подлинного рока, тоже загнаны в гетто (в крайнем случае они произведены в «полезные евреи» – на них налеплен ярлык «звезды», «выдающегося деятеля», «живой легенды» и «национального достояния», британская королева и президент США готовы при случае пожать им руку и выдать грамоту, удостоверяющую, что «податель сего – действительный член юденрата в рок-гетто»).
При помощи найденных и отлаженных в предыдущие десятилетия механизмов обладающая деньгами посредственность научилась делать безопасными творцов, художников, подлинных интеллигентов. В США, например, как известно, в роли «убийцы талантов» сегодня выступают Голливуд и TV. Как только на литературном горизонте появляется талантливый прозаик – его тут же соблазняют большими деньгами на сценарную работу в Голливуд и/или на TV. И всё – талант погиб. То же происходит с поэтами, только их поглощает трясина поп-музыки.
Интересно, кстати, как реагируют на это в 90-е американские псевдоинтеллигенты – посредственности, мнящие себя «людьми искусства». Поскольку Голливуд и TV интересуются лишь теми, кто способен создавать талантливую, захватывающую сюжетную и психологическую прозу (то есть такую, для которой существует четкие, классические критерии и качество которой легко определяется путем сравнения с известными образцами), литературные бездари, не способные к работе такого уровня сложности, плодят бессюжетные, лишенные персонажей, «автоматические» и т.п. произведения, утешая самих себя и пытаясь внушить окружающим, что только такая проза – «единственно современная», отражающая дух сегодняшнего дня. Аналогично ведут себя посредственности и в поэзии. Неспособные создавать интересные произведения в рамках поэтической традиции (например, совсем не просто сегодня писать оригинальные, не эпигонские, рифмованные стихи, особенно в сложных формах – попробуйте-ка, скажем, спенсерову строфу!), посредственности поголовно бросаются в минимализм и свободный стих, утверждая, что только такие стихи – современны и отражают «дух сегодняшнего дня». На самом деле за этими «теоретическими манифестами» стоит элементарная зависть к своим более удачливым коллегам.
В 80-е годы те же люди еще могли морщить носы, фыркать и клеймить более удачливых, интегрированных Голливудом и поп-сценой, за «продажность» и уход в низкую «массовую культуру». В 90-е это невозможно: они сами провозгласили «массовую культуру» настоящей и сами провозгласили продажность признаком успеха, а успех – признаком таланта.
Утрата обществом интереса к современным художникам (в самом широком смысле этого слова) – расплата за посредственность. Зачем тратить деньги и смотреть посредственный фильм, если очевидно, что на таком уровне я и сам могу снимать? И вот десятки тысяч представителей «среднего класса» в США в 90-е берут в руки видеокамеры и снимают порнофильмы с собственным участием – а затем обмениваются ими друг с другом. А что – это и впрямь интереснее, чем аналогичная продукция с участием актеров, которых ты в реальной жизни, в отличие от соседа, никогда не встречал.
Торжество посредственности отразилось и на политической сцене. На смену ярким политикам пришли невзрачные, серые, убогие людишки. Достаточно посмотреть на физиономии, например, Робина Кука или Джеми Ши, чтобы вспомнить если не пособие по патопсихологии, то, как минимум, книгу Макса Нордау «Вырождение». Президент Клинтон войдет в историю скандалом, связанным с оральным сексом. Это вам не Кеннеди с Карибским кризисом и тем более не Рузвельт с «Новым курсом» и победой во II Мировой войне. Клинтона (в отличие от Рузвельта и Кеннеди) потому никто и не убивает, что он никому не нужен, как Неуловимый Джо. А неотличимые друг от друга, не запоминающиеся лица европейских политиков – откровенно ущербных, лишенных индивидуальности, взаимозаменяемых... Балаганные фигуры российских политических лидеров – от двоечника Черномырдина, единственное достижение которого – фраза «Хотели как лучше, а получилось как всегда» – до вначале делириозного, а затем дементного Ельцина, «второго издания Леонида Ильича Брежнева» (о прочих жириновских и зюгановых я и не говорю).
«Интеллектуальная элита» ничем не лучше. Все наши титулованные экономисты за 90-е годы с треском провалились, расписавшись в полной некомпетентности. Все наши титулованные социологи с таким же треском провалились на всех крупных выборах 90-х, дружно предсказав сокрушительное поражение Лукашенко и Кучмы на президентских выборах в Белоруссии и на Украине и выдающийся успех НДР и «Демократического выбора России» и поражение коммунистов на парламентских выборах в России...
Впрочем, и западные экономисты 90-х оказались ничем не лучше. Никто из них не смог ни предсказать, ни вразумительно объяснить причины мексиканского финансового кризиса или – позже – азиатского, российского, бразильского...
Только в атмосфере торжества посредственности мог возникнуть феномен Фрэнсиса Фукуямы с его «концом истории». Вовремя вспомнить университетский курс истории философии (в данном случае – Гегеля), быстренько положить гегелевскую идеологему в основу восхваления либерализма (и никто даже не заметил, что Фукуяма обокрал не только Гегеля, но и Гитлера, провозгласив очередной Тысячелетний Рейх – только Либеральный!) и на пустом месте снискать лавры «выдающегося философа» – такого даже в 80-е годы еще и представить было нельзя. Уж на что «новые философы» были мастера саморекламы, но такое даже им не удалось. И не важно, что все постулаты Фукуямы к концу 90-х оказались полностью несостоятельными, – имя уже заработано, Фукуяму уже изучают в университетах как «живого классика». Зато других философов – настоящих – из университетских курсов в 90-е изымают: в Мексике – Маркса, в США и Франции – Гегеля, в Канаде – Грамши, в Дании – Унамуно и Сартра...
3. Нарциссизм, гедонизм, Диснейленд. Искусство в 90-х утратило социальную значимость – с полного согласия самих художников, «интеллигентов». Ушли в прошлое философские романы, социальные фильмы, бунтарская поэзия, полит-рок, фресковая и психоделическая живопись и психоделический танец, социально и политически ориентированные (как часть или наследие контркультуры). «Художник» замкнулся в мирке собственных мелких и глубоко личных проблем, в излечении (или культивировании) собственных многочисленных комплексов. Наступила эра нарциссизма, торжествующего индивидуализма, бесстыдной рекламы дюжинного мещанского «Я». В настойчивых попытках (часто тщетных) привлечь к себе внимание и выклянчить деньги у потенциальных спонсоров проходит жизнь «художника» 90-х. Отсутствие таланта и фантазии компенсируется любовью к себе. Проза ни о чем соседствует с прозой о любви к собственному телу (один такой шедевр со словами «достали уже, сил нет!» демонстрировал мне А. Агеев из журнала «Знамя»: автор долго-долго описывала, как она бреет себе папиной бритвой лобок; господи, да кому это интересно?).
Лишившись социальной значимости, искусство, во-первых, потеряло аудиторию, выпало из общества, стало лишним и ненужным в современном мире, а во-вторых – превратилось в игру (популярность в 90-х среди наших «интеллигентов» «Homo ludens» очень показательна; так же как показателен факт непонимания Хёйзинги, в частности, игнорирование его предупреждения, что игра находится уже вне морали). Но, превратив искусство в игру, «художник» 90-х резко снизил ценность искусства и ценность самого себя, «художника». И сам он, и его «продукт» стали товаром игрушечного магазина, заведомо нестрашным и легко заменяемым на другой.
Такое «искусство» перестало быть опасным для Системы. И, следовательно, такой «художник» перестал быть властителем дум, то есть Художником. Его никогда не повесят, как Рылеева, никогда не расстреляют, как Лорку или Джо Хилла, не гильотинируют, как Андре Шенье, не отрубят голову, как Томасу Мору или Уолтеру Рэли, не забьют до смерти на стадионе, как Виктора Хару, не утопят в море, сбросив с вертолета, как Отто Рене Кастильо, не застрелят, как Леннона или Куртье, не отравят, как Сантейля или Ли Юя, не уморят в лагере, как Мандельштама или Десноса, не сожгут заживо, как Сервета или протопопа Аввакума, он не погибнет в бою, как Хавьер Эро или Хосе Марти, с него не снимут кожу, как с Имадеддина Насими. Он никому не нужен, потому что никому не страшен. Власть уважает только того, кого боится. Уведя свою деятельность в область игры, «художник» 90-х стал домашней игрушкой Власти. Всё, что ему осталось, – истошно веселиться, играть самому в принятую Властью игру.
90-е стали годами торжества гедонизма. Существует всего три психосоциокультурных типа человека: филистер, богема и творец (творческая личность). В 90-е и на Западе, и у нас филистер и богема слились в единое целое. Богема приняла ценности обывательского мира, обывательский мир заразился образом жизни богемы. «Художник» приучился выклянчивать деньги на «проект», а осуществив «проект» – превращать жизнь в грандиозную вечеринку с травой, жратвой и сексом до изнеможения – в восторге от того, что на полученные от реализации «проекта» деньги он может долго ничего не делать. Джону Мильтону, который не мог не писать «Потерянный Рай», или Пушкину с его «руки тянутся к перу», такого не понять.
Конечно, все это возможно только в условиях избытка денег в обществе. А этот избыток обеспечивается, как известно, неэквивалентным обменом со странами «третьего мира». Именно потому и могут бездарности тысячами производить бездарные «художественные» продукты (никому не нужные) и затем накачиваться героином, что где-то в Латинской Америке, Африке и Азии (впрочем, теперь и в России) ежедневно тысячи детей умирают от голода. Мир «среднего класса» превратился в 90-е в нерушимый блок филистера и богемы, в единый неразделимый кислотно-галерейно-подиумно-TV-шоу-секс-туристский-садо-мазохистский клуб.
Отсюда и фашизация артистической среды. Фашизм стал безопасным для Системы (Пиночет в Чили не конфисковывал ничью собственность, наоборот – возвращал национализированное при Альенде). Фашизм стал игрой – но игрой на грани дозволенного. Это – вернейший способ привлечь к себе внимание, то есть успешно продать себя на рынке, где у тебя слишком много конкурентов. Ярчайший пример – «Лайбах» и вообще «нойе словенише кюнст». Фашизм стал частью мейнстрима. Эсэсовская форма у байкеров, танцоров гей-балетов и посетителей садо-мазохистских клубов, очеловечевание Гитлера у Феста и Сокурова – все это лишь культурный вариант политической амальгамы буржуазной демократии и фашизма в одной и той же стране (например, в Перу, где парламентская демократия уничтожает деревни 600 тысяч индейцев, превращая их в беженцев, и 80 тысяч убивает, или в Турции, где парламентская демократия уничтожает деревни 3 миллионов курдов, делая их беженцами, и 200 тысяч убивает).
Играющий «художник» – гедонист и нарциссист – не имеет шансов найти такую же аудиторию, такую же степень востребованности и такой же уровень почитания, как социальный художник – бунтарь, пророк и «проклятый поэт». Это в сандинистской Никарагуа наблюдался расцвет поэзии и всенародная любовь к Карденалю, Гарсиа Маркесу и Гуаясамину, это у партизан Тимора на поэтов и артистов подпольных театров молятся, как на богов, это в джунглях Колумбии певцы песен протеста пользуются невероятным почетом и уважением у вооруженных «кампенсинос». В мире, где «художника» покупают и продают – и он сам с этим согласен, – у него нет будущего как у художника. Он – товар и его судьба (и его цена) определяется покупателем, а покупатель в современном западном обществе все более и более тяготеет к предметам одноразового пользования.
Отсюда же и увлечение лингвистической философией – как философией совершенно безопасной, политически стерильной. Если вместо изучения человека и общества изучать язык и текст (пратекст) – по определению невозможно задеть ничьи имущественные интересы. Лингвистическая философия сегодня – такое же прибежище трусов, как схоластика в XVI–XVIII веках, и не случайно лингвистическая философия, подобно схоластике, помешана на интерпретации текста, а не на анализе практики, опыта: действие, практика невозможны без столкновения интересов, действие ангажировано изначально – и потому тот, кто анализирует действие, также вынуждено ангажирован: он смотрит либо глазами победителей, либо глазами побежденных, даже при «взгляде со стороны» он вынужден признавать, что есть побежденные и победители (что уже оскорбительно для одной из сторон). За текст же отвечает не интерпретатор, а лишь автор текста. Не говорю уже о том, что экзегеза не создает интеллектуальных сущностей, а лишь перекомбинирует уже данные, в то время как обобщение и анализ опыта, действия – это именно создание новых интеллектуальных сущностей (опыт и действие – феномены до- или внеинтеллектуальные, природные).
Отсюда же и увлечение и неклассической философией. Особенно оно распространено среди тех «художников» и «интеллигентов», кто драпируется в «левые» и «левацкие» одежды (это такая же попытка привлечь к себе внимание, как и игра в фашизм) – подобные «художники» и «интеллигенты» были всегда, но в предыдущие десятилетия настоящие западные левые называли их «плюшевыми» или «шикарными левыми» («шили»), то есть ненастоящими, игрушечными. «Шили» особенно любят Дебора (поскольку он теоретически «обосновал» бессмысленность политической борьбы, задолго до Фукуямы – просто другим, псевдомарксистским языком – провозгласив несокрушимость Тысячелетнего Либерального Рейха) и Фуко с его стремлением к изучению психосоциальной патологии и пограничных феноменов, например, безумия как якобы «антибуржуазного» явления. Втайне «шили», конечно, знают, что безумие вовсе не антибуржуазно, оно не противостоит буржуазии, оно вообще вне классовых характеристик. Антибуржуазно и, следовательно, опасно для буржуазии (а значит, опасно и для тех, кто этим в буржуазном обществе занимается) только то (и те), что (кто) предлагает конкурентный буржуазному позитивный социальный проект, создает новую утопию. За это буржуазия репрессирует. А безумие дозволено. Безумие – не криминал, а болезнь. Революцию можно провозгласить преступлением, болезнь – нельзя.
4. Постмодернизм, политкорректность, тирания СМИ. 90-е были годами царства постмодернизма. «Поколение 90-х» отказалось от философии ввиду своей явной неспособности к пониманию классических и постклассических философских текстов, с одной стороны, и из-за страха перед борьбой за изменение действительности – с другой. «Интеллигенция» 90-х восторженно приняла постмодернизм именно потому, что увидела в нем оправдание своей интеллектуальной посредственности, творческой бесплодности, политической трусости и социальной продажности: постмодернистская «отмена» онтологии, рационализма и по сути философии вообще «оправдывала» неспособность и к научному видению и познанию мира, и к пониманию и освоению философского наследия (как замечательно сформулировал на семинаре в Центре современного искусства В. Терин, «теперь можно не читать Канта, Гегеля, Маркса – теперь можно читать меня, Терина»); постмодернистский отказ от познающей, профетической и дидактической функции искусства «оправдывал» бездарность и позволял заменить традиционное создание произведений искусства бесконечной «деятельностью», ориентированной на сам процесс этой деятельности; постмодернистское провозглашение рационального действия «устаревшим» (поскольку «результат всегда не совпадает с проектом», а «изменяемое отвечает насилием на попытки его изменить») «оправдывало» страх перед репрессиями (нарциссисты и гедонисты боятся не только смерти, пыток или тюрьмы, но и отсутствия комфорта и потери возможностей разнообразного наслаждения – разве можно жить без ЛСД и биде?); постмодернистское «уравнивание в правах» подлинного искусства и китча, серьезного и игры, левого и правого, созидания и разрушения, реального и иллюзорного «оправдывало» продажность «интеллигенции» и превращение ее в машину для удовлетворения довольно примитивных потребностей гедонизирующего «среднего класса».
Постмодернистское общество – это воплощенная в реальность «мозаичная культура» А. Молля: общество разбилось на маленькие группы, в каждой из которых – собственные «гении» (совершенно убогие), собственные неофиты (еще более убогие), собственные критерии качества, собственная мораль, собственная мода. Постмодернистское общество уже не способно выступать как тотальность, оно беззащитно перед власть имущими – микрогруппы не способны объединиться, они с большим трудом взаимодействуют друг с другом, будучи втайне враждебны друг другу и не нуждаясь друг в друге. Постмодерн – это мир одиноких. В идеале постмодернистское общество стремится к полном атомизации, полному сытому равенству в интеллектуальной ограниченности при внешнем разнообразии («Машина останавливается» Э.М. Форстера). Самая большая, тщательно скрываемая тайна постмодерна – это его исключительная политическая выгодность для правящей элиты: элита консолидирована, ангажирована и предельно рациональна; она владеет собственностью, получает прибыль, организует (строго рационально) мировое производство и мировой политический процесс. Элита консервативна по необходимости (без стабильности нет прибыли), не играет в постмодернистские игры (носит строгие костюмы, учит детей в закрытых школах с классическим образованием и палочной дисциплиной XIX века, покупает картинны Сезанна, а не инсталляции Карла Андре, слушает Бетховена в Карнеги-холле, а не Майкла Джексона на стадионах и т.д.); постмодернизм навязывается элитой «среднему классу» и «низам» – атомизированное общество безопасно (оно не может отнять у элиты собственность, а, следовательно, и власть).
Чтобы мозаичная культура не превратилась в открытую войну всех против всех, нужна политкорректность. Политкорректность, по блестящему определению Пако Рабана, это «добродетель баранов, которых ведут на бойню». Социальный конфликт провоцирует поиск, он тяготеет к глобализации, всякий такой конфликт, начинаясь со столкновения между «сотами» мозаичного общества, грозит укрупнением до классового и расового (поскольку в ходе конфликта выявляются всё более общие противоречия и совпадения, по признакам основных противоречий и совпадений и происходит формирование блоков союзников). Политкорректность же обеспечивает стабильность за счет игнорирования другого; лень и нежелание понять другую ячейку мозаичного общества позволяют избегать конфликта (путем избегания сравнения) и нарциссистски возвеличивать самого себя. Как отметил Кристофер Хигиченс, политкорректность не внушила людам уважения к разнообразию, каждый опасается всех других и из страха старается не интересоваться другими. Хигиченс назвал царство политкорректности «Я-тысячелетием» (снова – Либеральный Рейх!).
Политкорректность гарантирует посредственности высокий статус внутри ячейки мозаичного общества: иерархия таланта от ремесленника до гения (от Булгарина до Достоевского) выстраивается путем сравнения. Если же избегать сравнения, не будет и иерархии. «Художником» и «гением» может провозгласить себя всякий, «гениальность» приобретает заявительный характер, для «течения» и «школы» достаточно набрать группу из 2–3 приятелей (собутыльников).
В постмодернистском обществе СМИ превращаются в жандарма и цензора. Поощряя мнимое разнообразие стилей и групп, СМИ создают ситуацию информационной перегрузки, при которой блокируются, как известно психологам и психиатрам, высшие (пиковые) психологические способности (эмоциональные, интеллектуальные, творческие). «Массовая культура» становится единственно принимаемой не только потому, что она навязывается, но и потому, что восприятие ее не требует усилий. Перегруженный информацией мозг сопротивляется восприятию всего, понимание чего связано с серьезными интеллектуальными или эмоциональными усилиями и затратами.
СМИ в 90-е успешно вытесняют из картины мира невыгодную для власть имущих информацию, одновременно примитивизируя картину реальности, примитивизируя перципиента как личность и примитивизируя вкусовые и моральные критерии в целом. Так, скандал с Моникой Левински навязал сотням миллионов вмешательство в чужую личную жизнь и одновременно вытеснил из «электронной картины мира» невыгодную реальность: партизанскую войну в Колумбии и участие в ней авиации США; миллионные марши протеста в Нью-Йорке против полицейского расистского террора, устроенного мэром Джулиани; попытку правительства разгромить сильнейший в США профсоюз «тимстеров» – водителей грузовиков и т.п.
Тирания СМИ в 90-е навязывает утрату критериев: в рамках до-постмодернистского (рационального) мышления невозможно объяснить, например, почему поклонник фашизма Туджман и исламский фундаменталист Изетбегович «хорошие», а социалист Милошевич – «чудовище». В 90-е ничего и не надо объяснять – достаточно провозгласить. В результате в первых рядах культурной портретной галереи СМИ оказываются самые безопасные: скажем, в прозе – Виктор Ерофеев с текстами, заведомо уже не имеющими отношения к литературе, Пелевин с «Чапаевым и Пустотой» – точной копией (в моральном отношении даже ухудшенной) «хита» масскульта «эпохи застоя» «Альтиста Данилова» и т.п. Отсутствие критериев распространяется в 90-х не только на качество, но и на саму деятельность, на наличие статуса: судьям требуются специальные экспертные подтверждения, что Авдей Тер-Оганьян – художник и его акция – это художественная акция; с другой стороны, никто не требует от Пригова доказательств, что написанное им – поэзия (хотя плохие стихи или никакие стихи уже не являются поэзией).
СМИ в 90-е навязывают бешеный ритм смены стандартов, имен и мод. Постоянно меняются «стили» и «художники» – однодневки. От «художника» требуют постоянной новизны – это требование рынка, рекламы, при этом требование механическое, формальное, внеэстетическое, внекачественное, внесущностное. «После» в 90-е значит «лучше» (то есть если Евтушенко пишет после Байрона, то, следовательно, лучше).
Тирания СМИ полностью проявила себя во время II Югославской войны (войны из-за Косова). И I Югославская война была справедливо названа «постмодернистской войной», но Вторая показала тотальную зависимость постмодернистского «культурного сообщества» от СМИ, полностью подконтрольных власть имущим и даже уже не маскирующих свою роль brainwashing machine. Авиация НАТО методически уничтожала югославские СМИ именно потому, что они контролировались не НАТО и поставляли «неправильную» информацию, – и об этом говорилось открыто. Знакомые американские профессора дружно жаловались, что ни одно издание не хочет печатать их статьи с критикой НАТО, а TV отказывается от интервью сразу, как только выясняет, что они – противники войны в Югославии. Постмодернистская же псевдоинтеллигенция принялась дружно цитировать Р. Барта и повторять, что-де «всякая дискурсивная система есть представление, шоу», хотя югославский пример как раз опровергает Барта, это – пример ликвидации шоу (игры), пример того, как одна дискурсивная система уничтожает другую не лингвистически, не по Барту, не путем «агрессии в диалоге», а ракетами и бомбами, отменяя диалог и навязывая монолог. И I, и II Югославские войны были вызваны экономическими причинами: отказом правящей в Югославии Социалистической партии приватизировать коллективную собственность и дать западному капиталу скупить югославскую промышленность (в Югославии в целом приватизировано лишь 7% экономики, в Сербии – 4%). Эта позиция югославского руководства объясняется экономическими интересами коллективных собственников, которые и составляют опору Социалистической партии, но западные СМИ об этом не сказали ни разу ни слова, предпочитая демонизировать одного человека – Милошевича. Это – целенаправленное оглупление перципиента до уровня темного и неграмотного русского крестьянина начала XIX века, верившего в то, что Бонапарт – Антихрист.
5. Геттоизация культуры. Подлинная культура в 90-е оказывается оттеснена на обочину, загнана в гетто: это касается не только искусства, но и философии и прикладных гуманитарных наук – только их загнали в гетто университетов и крошечных специализированных исследовательских групп и центров. Гуманитарные науки распадаются в 90-е на десятки и сотни школ – и каждая из школ не взаимодействует с другими (если только с очень близкими – и то конфликтно). На постмарксистском европейском пространстве существует, например, «лондонская школа» (развитие югославской группы «Праксис»), но из освещаемого СМИ интеллектуального поля она вытеснена, и эту ячейку мозаичного общества «репрезентирует» небольшая группа политически безобидных французских «шили» – Делёз и Гваттари с их «Желанием», Лиотар с его «интенсивностью», Бодрийяр с его «соблазном». Во Франции к 90-м исторические школы, не скрывавшие своей ангажированности, были полностью лишены финансирования и вытеснены из издательского пространства и из университетов. Уцелели лишь те, кто занимался безобидным делом: изданием документов и сочинением комментариев на комментарии. Строго говоря, история как наука в сегодняшней Франции больше не существует. Остались: псевдоистория (беспомощная, лишенная методологии, бульварная) и метаистория.
Геттоизация обрекает несогласных с навязанными в 90-е правилами игры на безвестность и раздробленность: отстраненные от СМИ, ограниченные в средствах и круге общения, лишенные больших тиражей, они обречены на тяжелую борьбу за выживание и с трудом находят друг друга.
Постмодернистский мир 90-х активно препятствует получению полной правдивой информации и доступу к до-постмодернистскому критическому наследию, к подлинной культуре, но делает это не путем прямых запретов (тогда было бы легче – «что запретно, то и истинно»), а путем информационного перенасыщения, забивания сенсорных каналов «белым шумом»; геттоизированная оппозиция все более отрывается от собственных корней, все с бOльшим трудом находит не только союзников, но даже предшественников. Так, теоретик итальянской люксембургианской организации «Socialismo Rivoluzionario» был потрясен, узнав от меня о существовании в XX веке большого числа итальянских же философов-марксистов, – он знал только о Грамши, все остальные имена – даже Лабриолы, Делла Вольпе и Колетти ему ничего не говорили!
В США в культурном гетто оказались, например, балетные группы, пытающиеся противостоять «балетным мейнстримам» – в условиях оторванности друг от друга и, фактически, нищеты. Во второй половине 60-х – начале 70-х ситуация была сходной, но тогда эти группы могли быстро находить друг друга, объединяться, взаимодействовать (в том числе и в противоречии) и в целом осознавали себя как часть «Living Theater». В результате им удалось заставить общество увидеть себя и признать себя. Сегодня это невозможно из-за огромного моря балетных кружков и студий для «среднего класса», где толстеющие американцы обучаются ради того, чтобы занять чем-то время, сбросить вес и сохранить фигуру.
Но дело не только в том, что «эфир забит», дело в принципиальной несовместимости двух культур – подлинной, являющейся наследием европейской традиции от Возрождения и Просвещения и до авангарда, и «массовой культуры» (феномена, автохтонного для любой культуры, не только европейской или вестернизированной). Подлинная культура ориентирована на гения, творчество и неудовлетворенность, «массовая» – на обывателя, потребление и комфорт. Они не могут мирно сосуществовать, как не могли в III Рейхе мирно сосуществовать нацисты и евреи.
И если сегодня, в 90-е, «поле битвы» за «нацистами», то, естественно, «евреи» – в гетто. Поэтому, например, в России «широкой общественности» неизвестен прекрасный журнал «Забриски Rider»; поэтому словно вне «культурного пространства» в России оказался замечательный художник, поэт и издатель анархист Толстый; поэтому ни разу не попал на экраны TV или на музыкальные радиостанции блестящий рок-бард-поэт и исполнитель Александр Непомнящий; поэтому «официальная поэзия» (от Вознесенского до Всеволода Некрасова) старательно игнорирует существование живущего в Томске выдающегося поэта-традиционалиста, ученика С. Шервинского Евгения Кольчужкина. Поэтому, наконец, литературный мир России делает вид, что нет в природе потрясающей книги пародий «Это я, Боринька!..».
Интеллигенция 90-х по отношению к культурным гетто оказалась в положении германского населения при Гитлере по отношению к концлагерям и еврейским гетто. Это тот счет, который дети (внуки) этой «интеллигенции» – будущие РАФовцы – предъявят в XXI веке своим предкам.
Геттоизируя подлинную культуру, постмодернистское общество само подталкивает к идеологической, политической оппозиции тех, кто оказывается в культурном гетто. Так, журнал «Бронзовый век» начинался как чисто литературный, пограничный с культурой мейнстрима. После нескольких лет геттоизированного существования «Бронзовый век» стал изданием откровенно политически, эстетически и философски оппозиционным либерализму, «открытому обществу», представительной демократии.
6. Деградация и упадок Постмодернистской империи. К концу десятилетия Постмодернистская империя 90-х – с невероятной для предыдущих эпох скоростью! – загнила и стала демонстрировать все классические признаки деградации и упадка.
И раньше интеллектуальная продажность не была в новинку, но никогда она не была такой массовой и такой разрушительной по своим последствиям (в том числе и для самих продавшихся). В целом, продаваясь, «интеллигенция» шла двумя путями. Назовем их условно «путем Стивена Кинга» и «путем Джеффа Кунса».
Стивен Кинг начинал когда-то с талантливых рассказов с отчетливым антибуржуазным и антимилитаристским подтекстом (сказывалось прошлое активиста борьбы против Вьетнамской войны), соединяя линию, идущую от Амброза Бирса, с линией, идущей от Рея Брэдбери. С приходом успеха (и затем – коммерческого успеха) С. Кинг перешел из культуры в «массовую культуру» и утратил лицо: вместо рассказов появились романы (листаж, гонорары!); индивидуальный стиль исчез, его сменила бойкая «речепись» «экшнз»; психология исчезла, образы стали ходульными и повторяющимися; повторяющимися стали и сюжетные ходы, да и сами сюжеты – теперь у Кинга в основном либо кто-то попадает в какую-нибудь пространственную или временную дыру, либо кто-то (что-то) кого-то со свистом (причмокиванием) куда-то втягивает или засасывает... Тиражи, однако, растут. Но интерес падает даже на поле «массовой культуры». Творческая и личностная деградация налицо. Это – деградация через успех.
Джефф Кунс проявил себя как невероятно талантливый художник на очень неблагоприятном поле – в сфере рекламы. Успех дал ему возможность перейти ему из сферы масскульта в мир серьезной культуры – высмеяв рекламу и масскульт в конце 80-х в серии «Banality». Но в 90-е Кунс уже вновь переходит в «массовую культуру» – через псевдобунтарскую акцию «Made in Heaven». Конечно, брак с Чиччолиной – это для скандальной хроники, и в 90-е никого уже не удивишь серией фотографий полового акта в разных позициях (порноиндустрия!), даже если в качестве «звезд» – лично ты и Чиччолина. Но правила бульварного скандала соблюдены (и даже сделан вид, что это – «политическое» противостояние ханжеской рейгановской консервативной Америке! – тогда и Мадонна – «политический борец»!). Итак: скандал, успех, деньги – и деградация: откровенно скучные и убогие, хотя и высоко оплачиваемые заказные работы 90-х. Это – деградация через скандал.
У нас по «пути Стивена Кинга» пошел, например, тот же Пелевин, начавший пусть не с гениальных, но, безусловно, интересных рассказов. А по «пути Джеффа Кунса» – например, Сараскина, перешедшая от литературоведческих статей к статьям на все темы в «эпоху гласности» – и затем резко прыгнувшая в масскульт книгой о «женщинах Достоевского».
Целая плеяда самых известных у нас рок-музыкантов – Гребенщиков, Кинчев, Шевчук – опробовали по сути оба варианта: поскольку к началу 90-х их рок был и скандалом (с точки зрения «официальной культуры»), и развитием успеха в предыдущей культурной деятельности. Конец для всех оказался один: деградация до кабатчины и потакания вкусам «новых русских».
Можно проследить эту деградацию на примерах, скажем, «культовых» Тарантино, Линча и Гринуэя. Во-первых, какой смысл становиться «культовым», если «культов» так много, что «культовым» может стать и откровенно плохо сделанное («панк любит помойку»). А во-вторых, повторяемость и узнаваемость у Гринуэя, Линча и Тарантино, поточность быстро делают их неинтересными и откровенно скучными за пределами круга «фанатов». «Культ» мгновенно превращается в «культик» и сходит на нет.
«Отмена» в 90-е постмодернистской «интеллигенцией» дихотомии научного и обыденного мышления привела, естественно, к деградации до обыденного, к возврату к мещанскому common sense. К концу 90-х «интеллигенция» уже боится употреблять строго научные термины и пользоваться лексиконом серьезной философии, говорит на pidgin professional («деконструкция дискурса синтагмами репрезентируемой инсталляции» – известное дело: только тот ясно излагает, кто ясно мыслит!). Боязнь распространилась даже на сам термин «постмодернизм». Одновременно «интеллигенция» стала впадать в панику при любом столкновении со сложной реальностью. Ли Раста Брауна, например, пугает любая систематизация: систематичность явления требует систематизированного знания и систематизированного мышления, а жертвам мозаичной культуры систематизированные знания и систематизированное мышление недоступны (система предполагает иерархию и сравнение). Питер Фенд провозглашает себя «политически активным художником», но при этом мыслит категориями среднего американца (и даже бравирует этим), без конца повторяет банальности «левого бидермейера» и злобно ненавидит Сартра за то, что тот якобы «всю жизнь сидел в кафе и ораторствовал, как он ненавидит буржуазию» (хотя реальный Сартр участвовал в Сопротивлении и в Мае 68-го, лично продавал «Дело труда» в 70-х, помогал «городским партизанам» РАФ, вдохновлял революционеров в 60-е – 80-е годы, не говоря уже о прямом назначении философа и писателя). Ненависть П. Фенда к Ж.-П. Сартру – это ненависть человека времен деградации, который не может сбыться социально и политически, к человеку, который полностью сбылся социально и политически, полностью реализовал себя. Иначе говоря, это зависть. Зависть к другому времени и другим «правилам игры».
Жалобы «художников» 90-х на то, что «публика не интересуется» ими, – явление того же ряда. Слово «публика» здесь – это как раз pidgin professional, эвфемизм, стыдливая и лукавая замена реальности «виртуальной реальностью». Это не «публике» не нужны «художники» 90-х – они не нужны обществу. Или, если угодно, человечеству.
Мозаичная культура возникает не впервые. Впервые она возникает лишь в масштабах не одной страны, одной империи – а глобально. В Австро-Венгрии перед ее развалом также сложилась типичная мозаичная культура. То же самое было в эллинистических государствах перед их гибелью. Постмодернистский тип культуры – со всеми его атрибутами: вторичностью, цитированием, перекомбинацией, приматом зрелища, сексуализацией, игрой – также возникает не впервые. Так было в Европе в эпоху маньеризма, в поздней Византийской империи и в позднем Риме. Совпадают даже мелкие детали, вплоть до гиперболизации «индустрии моды», увлечения «этнической музыкой» и татуировками или превращения процесса общения представителей «культурной среды» в тусовку. Аналогия с Римом особенно уместна потому, что поздний Рим, как и современный «первый мир», был паразитическим образованием – метрополия существовала за счет эксплуатации провинций и ограбления окраин, так же как сегодняшний «первый мир» существует за счет «третьего».
Классические признаки деградации и упадка лишают всяких перспектив «интеллигенцию» 90-х. Будущие историки станут писать о 90-х годах XX века как о 90-х годах XIX-го в России или 80-х годах XVIII века во Франции. «Загнивание сытого паразитического общества», «fin du », «нарастание мистицизма и имморализма», «наркотизация», «усиление интереса к болезни и смерти и эстетизация их», «декаданс», «уход в мир иллюзий» и т.п.
Развитие культуры, как и в предыдущих случаях в истории человечества, будет происходить из источников за пределами мейнстрима паразитического общества – то есть из источников чуждых (либо оппозиционных) западной либеральной постмодернистской «культуре».
«Интеллигенция» 90-х сама приговорила себя к будущему забвению и осмеянию. Так ей и надо.
8–17 июня 1999
--------------------------------------------------------------------------------
-
Олег
- Сообщения: 8117
- Зарегистрирован: 12 ноя 2004, 10:15
- Откуда: СССР
20 лет назад началась Перестройка
--------------------------------------------------------------------------------
13.03.2005
Евгений Пряжин, Правда-инфо
Нынешняя ситуация в России характеризуется резким усилением идеологической и классовой борьбы, вызванным крахом политики второго «народного президента» Путина. Очередные «новые реформы», проводимые под псевдопатриотическими лозунгами, в который уже раз ставят большинство простого народа на грань выживания. Но это уже не тот народ, что был в начале 90-х, когда его легко обманули дважды – сначала в апреле 1985г., затем в августе 1991г. Чувствуя это, правители нынешнего режима изо всех сил ведут обработку умов тех простых людей, кого они сами называют не людьми, а в лучшем случае избирателями и налогоплательщиками. Нынешний режим продолжает политику выпячивания любых «соперников» Путина – от ярых демократов типа Касьянова и Чубайса до «нового патриота» Рогозина, но всеми силами старается замалчивать главную оппозиционную силу – коммунистов и ее лидера Г. Зюганова. (Как призналась одна моя знакомая «пиарщица», у нас в Ногинском районе практику замалчивания средствами массовой информации применили при выборах Главы Ногинского района в марте 2000 года, когда двух соперников избранного тогда на 5 лет и до сих пор действующего мэра В.Лаптева как будто и не существовало – народ о них практически ничего не знал. Восхваляли и до сих пор восхваляют только одного Лаптева, активного сторонника «Единой России» и нынешних путинских реформ, фактически создав культ его личности). Так и во всероссийском масштабе – полное молчание о том, что существуют и особенно чего хотят предложить коммунисты. Вновь развязана, как и почти 20 лет назад, ярая антикоммунистическая и антисоветская пропаганда, на этот раз, в преддверии 60-летия Победы, особенно ударившая по ветеранам. Вновь вылезли из нафталина всякого рода «дети Арбата» со «штрафбатами».
А ведь 20 лет назад, в марте 1985 года, это все только начиналось. 20 лет прошло с начала той самой «перестройки», перекроившей огромную страну, разделившей людей на сверхбогатых капиталистов-олигархов (как они не любят это название – наывают сами себя «предпринимателями») и большинство обедневших по сравнению с советским периодом простых людей. И не только обедневших стариков – ведь на одного богатого приходится как минимум 10 бедных, иначе бы он не смог бы разбогатеть. Поэтому так боятся своего разоблачения нынешние буржуазные власти, которых пока еще поддерживают небогатые молодые люди, работающие на этих капиталистов. Но и они это поймут.
Ведь они поняли уже, что одной из главных причин нынешнего состояния общества является политика, проводившаяся с апреля 1985г., так называемая «перестройка». Сейчас особенно актуально вспомнить об истории «перестройки», чтобы люди ещё раз смогли разобраться в сути происходящего в стране за последние 20 лет. Что же «построила» «перестройка» на руинах советского общества? Каковы этапы довольно значительного периода «перестройки», ведь она длилась более 6 лет?
Кстати, срок не очень большой, но и немалый, а столько изменений! А ведь г.Путин у власти уже как раз шестой год! И говорят, что он еще только начинает… Что он еще ничего не успел и надо бы продлить сроки президентства, как продлили сроки губернаторов, стоящих у власти в регионах уже многие годы, до бесконечности. Мало сделали, не хватает времени… А попросту для этих карьеристов главное – удержаться у власти, ничего не делая, кроме денег для себя и своей семьи. В этом смысле автор «перестройки» М.Горбачев, породивший этих нынешних карьеристов - прислужников буржуазии, намного превосходит их всех – он хоть не держался у власти, сам ушел…
Итак, что же дала «перестройка» в итоге для каждого отдельного человека и для общества в целом? Давайте проследим историю «перестройки» с апреля 1985 г. до августа 1991 г. глазами простого человека …
I
Как известно, М.С.Горбачев пришел к власти в марте 1985 г. На Пленуме ЦК КПСС он был избран Генеральным секретарем ЦК партии, - как оказалось, это был последний генсек в истории КПСС. Возможно, историки назовут этого генсека Геростратом Вторым. Разрушить такую партию – это ещё ладно, но разрушить такую страну надо уметь!
А ведь перемены в стране были задуманы вначале как обновление социализма. Заметьте – первоначальный лозунг Горбачева - «больше демократии – больше социализма». Все знают, что то, что называется «перестройкой», началось в апреле 1985г.. А ведь еще в марте, на том Пленуме ЦК, где он был избран генсеком, Горбачев уже фактически обосновал свою позицию, заявив, что необходимо усиливать роль интеллигенции (какой?) в стране и в партии. Что это было на самом деле, мы поняли лишь спустя годы…
А начальный этап, когда сам термин еще не утвердился, назвали «романтическим этапом «перестройки»». Это было время надежд. Народ поверил новому лидеру, надеясь на лучшее будущее, в первую очередь на значительное улучшение жизненного уровня. Новый лидер начал знакомиться со страной, с людьми на местах. И все первые годы «перестройки» характеризуются «советом лидера партии с народом». Поездки по стране, встречи в трудовых коллективах и просто на улицах – вот таким запомнился М.С.Горбачев в те годы. (Уж очень похоже на карьеру В.Путина, не правда ли?)
Но это была лишь внешняя сторона новой политики. Внутренняя же сторона была тогда скрыта от народа, хотя отдельные эпизоды тогдашней борьбы внутри Политбюро ЦК просачивались наружу. Неизвестно было народу истинное лицо человека, пробравшегося к власти в партии и государстве, ставшего на несколько лет в центре внимания всего мира. На этом этапе, когда новый генсек ещё не имел поддержки большинства в Политбюро, когда значительный вес имели старые члены его, Горбачев ещё не мог открыто выражать все свои мысли.
Более того, он говорил тогда, что «прогресс нашего времени справедливо отождествляется с социализмом». Главное отличие коммунистического мировоззрения, - отмечал он на ХХУП съезде КПСС,- в том, что в центре всех процессов развития общества стоит человек, его интересы и заботы. Несмотря на глубокие изменения в капиталистическом мире, эксплуататорская природа капитализма не изменилась. Кризисы 70-х годов и технологическая перестройка производства изменили обстановку, позволили капиталу перейти в контрнаступление, лишить трудящихся значительной части их завоеваний. «По ряду показателей уровня жизни трудящиеся оказались отброшенными на много лет назад. Рекордной для всего послевоенного периода является безработица, ухудшается положение крестьян и фермерства… Углубляется, становится все более разительным социальное расслоение». «Небывалые масштабы приобрело целенаправленное культивирование индивидуализма, права сильного в борьбе за существование, аморализма, ненависти ко всему демократическому».
Так охарактеризовал на XXVII съезде КПСС М.С. Горбачев предпринятые в 80-е годы на Западе меры выхода из кризисов за счет трудящихся. (Сейчас эти же слова можно повторить, но уже имея в виду политику правительства президента Путина).
«Перестройка» как термин укрепился в обществе к концу 1986г., т.е. почти через 2 года после начала перемен в стране. И эти почти 2 года показали, что истинные цели перемен – это усиление влияния нового руководства в среде аристократической интеллигенции. Уже тогда под видом гласности была дана «полная свобода» для творчества писателям, артистам и т.п. (хотя «свобода» оказалась почему-то односторонней – наоборот, «коммунистических» писателей стали прижимать). И это вполне естественно, ведь известно, что творческая интеллигенция – главная опора пропаганды. А сама пропаганда - вторая (а не четвертая, как у нас говорят) власть в стране.
В то же время вся политика нового руководства вела к отказу от опоры на трудящиеся массы – рабочих, крестьян, народной интеллигенции.
Что же было в итоге первых 2-х «романтических» лет, ещё не называвшихся «перестройкой»? Был верный лозунг – «ускорение», но он не был подкреплён делом – не было создано условий для коренной реконструкции ведущих отраслей промышленности, в первую очередь машиностроения. Хотя возможность для этого была, ведь тогда ещё в стране были средства для покупки современного оборудования и особенно лицензий на технологии. (Хотя именно этого и не хотели западные «благодетели» – они предпочитали развивать сначала ФРГ и Японию, затем всякого рода «тигров», но только не коммунистические режимы. И как после этого верить в благородство капиталистов? Ведь и сейчас они выдвигают свои условия для оказания «помощи»). Но вместо этого СССР начал увеличивать импорт продовольствия и промтоваров, увеличивая таким образом внешний долг. (На это шли западные державы, ведь СССР стал для них просто рынком сбыта). Не было также дано реальных прав отдельным предприятиям, большинство из которых входило во всякого рода производственные объединения, не имея самостоятельности.
За первые 2 года не произошло существенных изменений в стране, не было ещё и резкого ухудшения жизненного уровня трудящихся. Народ жил надеждой на лучшее будущее. Ведь М.С. Горбачев говорил тогда на встречах с народом – подождите года три, и будет улучшение.
Пиком этого периода явилась Чернобыльская авария. Кто знает, но может это было предупреждение советским людям, да и всему миру о грядущей человеческой аварии под названием «перестройка»?
II
Январский (1987г.) пленум ЦК КПСС можно назвать началом нового, II этапа «перестройки». На Пленуме, где стоял вопрос о кадровой политике партии, впервые за полвека в нашей стране открыто заговорили о возможности выдвижения нескольких кандидатур на выборы. Вместе с правом выбора руководителей предприятий (правда, эта мера, как говорят, впоследствии привела к разрушению дисциплины на производстве, и была отменена; но, как мне думается, просто администрация предприятий, ставшая ныне на буржуазные позиции, старается увековечить свою власть, не боясь снятия с должности. Ведь это будет уже не просто директор, а фактически совладелец предприятий) это был первый реальный шаг демократизации (не демократии вообще, т.к. понятие «демократия» как власть народа применима лишь к будущему самоуправленческому обществу). Он мог бы стать шагом к улучшению социализма.
Но, как это в нашей стране не раз бывало, очередная кампания по альтернативному выбору директоров не привела к улучшению кадрового состава руководящих работников, так же, как проведенная вначале «перестройки» кадровая чехарда по замене руководителей разного ранга (в основном придерживающихся коммунистических убеждений, обвиняя их в «догматизме»).
В экономике в это время впервые заговорили о необходимости коренной экономической реформы. Появились новые формы хозрасчета, проводился эксперимент по их внедрению. Но оказалось, что вместо реального увеличения продукции за счет повышения производительности труда производство росло в основном в денежном выражении (т.е. по валу), за счет вымывания дешевых товаров, сокращения выпуска простого (но не всегда устаревшего) ассортимента.
Перемены в СССР нашли отражение и в мировой политике. Казалось бы, это должно было привести к всеобщему и безопасному миру. Ведь «новое мышление» в международных делах позволило улучшить отношения СССР с США и другими западными странами. Западный мир увидел в Горбачеве человека, который может повернуть вспять историю. Запад всё сделал для усиления позиций М.С. Горбачева и его ближайших сподвижников – Яковлева и Шеварднадзе (именно на этом этапе началось их активное продвижение к вершинам власти). На Западе видели, что усиление Горбачева и К - это усиление влияния аристократической (читай – буржуазной) интеллигенции в СССР, что позволяло надеяться на изменение общественного мнения советского народа при помощи средств массовой информации внутри страны.
Второй этап «перестройки» заканчивается событиями, которые впоследствии всколыхнули всю страну. Это события осени 1987г., когда были проведены Октябрьский (1987г.) пленум ЦК КПСС, встреча коммунистических и рабочих партий и движений, торжественное заседание, посвященное 70-летию Октября. Можно сказать, что эти события и стали началом поворота курса перестройки от «обновления социализма» к «либерально-демократической революции сверху», а фактически контрреволюционному процессу возврата к капитализму.
Впервые за 30 лет в КПСС возникла открытая оппозиция во главе с будущим «народным царем» Б.Н. Ельциным. Тогда Б.Н. Ельцин не имел четкой программы, не было у него и большой поддержки в партии и народе. Уже тогда было видно, что политика «перестройки» ничего не дала простому народу, но и большого ухудшения жизненных условий тоже не было. Это последнее обстоятельство и сыграло свою роль в том, что основная масса народа не поддержала тогда Ельцина.
Постановка вопроса о «перестройке» со стороны Ельцина была в то время верной. Ведь он ещё не выступал как апологет перехода к капитализму, - народ надо было к этому ещё подготовить. А коммунисты (истинные коммунисты) поддержали тогда Горбачева, так как не увидели опасности его перерождения в приверженца социал-демократии. Тогда ещё можно было ставить вопрос о замене генсека. Ведь в дальнейшем было сделано всё для того, чтобы хрущовский вариант был невозможен в принципе, чтобы лидера (а роль личности лидера резко возрастает в особые моменты истории) невозможно было сместить так называемым «неконституционным путем». (Что бы сейчас ни говорили, но если бы не было в стране и партии коллективного руководства, вряд ли было возможным смещение Хрущова).
Встреча партий и движений, состоявшаяся в дни 70-летия Октябрьской революции, показала, что на международной арене резко уменьшилось влияние коммунистов. На встрече многие отмечали, что международный капитал и социал-демократия сейчас объединены как никогда, они действуют как единая сила. Им удалось главное – заменить в сознании людей классовую борьбу борьбой межрелигиозной и межнациональной, причем сделано это только для низших и средних слоев населения. (Ведь «высший свет» общества давно уже живет без всяких национальных границ). В то же время коммунистическое движение разобщено, оторвано от рабочего движения. Авторитет социализма существенно подорван правлением Брежнева и других «выдающихся вождей». И несмотря на то, что в первые годы «перестройки» позиции социализма в мире могли вновь усилиться, этого не произошло. И не только благодаря «красивой жизни» в «цивилизованных» странах. Главную роль в настоящем развале коммунистического движения в мире сыграли идеологи КПСС во главе с Яковлевым и Шеварднадзе. Они повели к свертыванию связей с подлинными коммунистами, к поддержке реакционных сил в развивающихся странах, к установлению отношений с открыто профашистскими режимами. И всё это выдавалось как «новое мышление» в международной политике.
Апофеозом этого «мышления» явилась поддержка Советским Союзом фашистской политики Буша-старшего на Ближнем Востоке, поддержка «трусливой войны» против народа Ирака в 1991 году. История повторилась уже в наши дни – когда Россия фактически одобрила оккупацию Ирака уже другим Бушем – младшим).
Но это было уже потом. А в 1987г. было только начало. Именно тогда было положено начало идеологическому развалу КПСС, который начался под видом «критики культа личности Сталина». Политика «культа личности» получила свою оценку на XX съезде КПСС. Поэтому второй раз поднимать этот вопрос – это уже преследовать какие-то определённые цели. (А сейчас уже третий раз!)
Начавшаяся на втором этапе «перестройки», который можно назвать «поворотным этапом», критика культа личности Сталина с особой силой развернулась после доклада М.С. Горбачева «Октябрь и перестройка: революция продолжается» на заседании, посвященном 70-летию Октябрьской революции. Горбачев тогда говорил: «Ни грубейшие ошибки, ни допущенные отступления от принципов социализма не могли свернуть наш народ, нашу страну с того пути, на который она встала, сделав свой выбор в 1917 году… Слишком сильны были идеи социализма, овладевшие массами! Народ почувствовал себя участником великого дела, начал пользоваться плодами своего труда. Его патриотизм приобрел новое, социалистическое содержание».
Сейчас это давно забыто. Тем более, что начиная с того доклада аристократическая интеллигенция сделала всё, чтобы вытравить из народа именно это - социалистическое содержание патриотизма, да и сам патриотизм тоже. Ведь тогда ещё большинство советского народа верило в социализм и коммунистическую перспективу. Хотя не надо быть наивными – все понимали, что коммунизм – это не хрущовская благодать изобилия, а в первую очередь социальное и политическое равенство лично свободных людей. Именно это - равенство происхождения и отсутствие сословности общества - и не нравится идеологам буржуазно-аристократического общества, считающим «благородное» происхождение и накопление личного богатства с помощью труда «неблагородных» «даром божьим».
III
1988г. можно условно назвать III этапом «перестройки». Это был последний по существу предкризисный год, и, наверное, историки будут сравнивать экономические показатели последующих лет именно с 1988 годом. Производство ещё растёт – если верить Госкомстату СССР, национальный доход по сравнению с 1987г. увеличился на 4,4 %, промышленное производство – на 3,9 %. Хотя фактически было видно, что страна вползает в пропасть первого за все мирные годы Советской власти кризиса. Уже тогда, - как отмечал известный экономист Л.И. Абалкин, - ухудшилось состояние потребительского рынка, особое беспокойство вызывало положение в сфере научно-технического прогресса, где отставание от мирового уровня нарастает и принимает угрожающий характер.
Руководство страны в это время взяло курс на развитие элементов рыночной экономики (хотя этот термин ещё не использовался). Развиваются кооперативное движение, элементы оптовой торговли, различные формы хозрасчета. Увеличивается число торговых и промышленных кооперативов, что позволило насытить рынок всякими безделушками, а вначале и сладостями. Сами кооператоры получили большую свободу в выборе производства. Но кооперативы были поставлены в привилегированное положение, что резко изменило впоследствии экономическую ситуацию. Кооперативное движение, сознательно или нет, вместо производства товаров массового спроса, строительства и услуг было ориентировано в основном на торговлю, посредничество и производство дорогостоящих товаров отнюдь не первой необходимости. Причем создавались кооперативы не на пустом месте, а преимущественно на основе или взамен существующих государственных предприятий (кафе, закусочных, ремонтных мастерских и т.п.). Это не увеличивало их количество. (В нашей стране всего этого и так было крайне мало – ведь не знают проектировщики всякого рода СНиПов, что для жителей лучше иметь десять небольших магазинов или кафе на одной улице, чем один большой за тридевять земель).
Главное, что изменило в сознании людей кооперативное движение – это резко возросшая зарплата кооператоров. Несмотря на то, что реальной отдачи от кооперативного движения не было, их доля как в численности занятых в народном хозяйстве, так и в производстве продукции была крайне незначительной, но психология людей сыграла свою роль. Общественное мнение было повернуто на личное обогащение.
Кроме того, появилось большое количество, если можно так их назвать, псевдокооперативов. На государственных предприятиях многие рабочие стали совместителями, вступив в кооперативы и выполняя наряду со своей основной работой и кооперативную. Это привело к ещё большему увеличению рабочего дня (а сверхурочная работа, достигающая значительного времени, нигде не фиксируется официально, поэтому в отчетных данных она почти не отражена). С другой стороны, упала заинтересованность в государственных заказах, что привело к снижению выпуска дешевых изделий. Вот эти «кооперативы» как раз и явились тем детонатором, который изменил общественное мнение среди рабочего класса и расколол его. Резко возросшие заработки тех, кто работает выходных и по 12 часов в день (а были и такие) убедили администрацию предприятий в том, что за счет этих людей можно разбогатеть и самим (ведь «кооперативные» заказы ценятся высоко), не прибегая к каким-то мероприятиям по повышению производительности труда в натуральном выражении (зачем им новая техника технология – усиливай эксплуатацию рабочих и получай прибыль). А тех, кто не может работать по 12 часов, можно и прижать, не давая им премию в лучшем случае. А в условиях рынка эти люди – первые кандидаты на увольнение (хотя они могут работать не хуже и выполнять норму за свой рабочий день). Вот вам и раскол среди рабочих.
Так под видом развития хозрасчета и внедрения кооперативов фактически велась атака на главные завоевания советского народа – 8-часовой рабочий день и равную оплату за равный труд. Была создана основа нового слоя – слоя кооператоров, мелких собственников, а также слоя рабочей олигархии, щедро одариваемой со стороны администрации. Эти слои и стали затем социальной базой новых буржуазных партий и движений.
Массовое движение по внедрению различных, но ничем не отличающихся друг от друга форм хозрасчета, придуманных никогда не работавшими на производстве учеными-академиками, практически ничего не дало. Оно вызвало лишь рост инфляции и привело к сокращению производства в натуральном выражении при огромном росте валовой продукции в рублях. Это фактически было поводом для проведения «ценовой реформы», а точнее, повышения цен на всю продукцию…
Этот третий этап «перестройки» характеризуется прежде всего усилением идеологической борьбы, которая приобрела еще тогда в нашей стране (не надо скрывать этого) классовый характер. Усиление этой борьбы стало возможным, как только противники социализма взяли контроль над средствами массовой информации.
Первыми эту идеологическую атаку на социализм начали писатели, т.к. большинство газет, радио и телевидение ещё находились под контролем коммунистов. Началось массированное воздействие на советских людей со стороны писателей и журналистов, получивших при Советской власти образование и с помощью партбилета сделавших себе карьеру. Теперь они говорят, что у них не было свободы. А так ли это на самом деле? Что они понимают под словом «свобода»? Только то, что можно в своих книжках высказывать свои мысли, направленные против рабочего класса и коммунистов (а большинство наших «демократических» писателей просто смеётся в своих книжках над рабочими), против солдат и офицеров Советской армии (ведь большинство из них были тогда детьми рабочих и крестьян, не говоря уже о российской армии сейчас). Или же только восхвалять буржуазный строй как свободу предпринимательства (но в этом случае свобода одних – капиталистов, оборачивается несвободой других – наемных работников).
Но даже если всё это так, то почему нынешние «демократические» власти в России, Грузии, Прибалтике фактически запретили коммунистическую и атеистическую пропаганду, не допускают до электронных средств массовой информации не только лидеров коммунистических и патриотических партий, но что самое главное, уволили всех инакомыслящих журналистов. Значит опять речь идет только об аристократической (или что более узко – буржуазной) свободе. Не так ли, господа писатели и журналисты?
К этому надо добавить (особенно для тех рабочих, кто еще верит в приватизацию, т.е. в введение частной собственности. Многие даже и не понимают сути этих терминов), что так называемые «свободные» и «независимые» писатели и журналисты в большинстве своем имеют дворянское и буржуазное происхождение. В свое время многие из них «забыли» об этом, а сейчас опять повернулись к воспоминаниям о «блаженной жизни до революции в доме с колоннами с красивым парком перед окнами». (Вспомните, товарищи шахтеры и строители, говорили ли вам ваши деды и прадеды о такой благодатной жизни при царе? И кто сейчас строит такие виллы?)
Вот говорят, что «независимый» писатель – бескорыстный человек. Но почему же тогда некоторые писатели уже вспомнили о том, где были их родовые имения, принадлежавшие их семьям фабрики и заводы. А что говорить о бескорыстии, если отнюдь не бедные наши писатели требовали увеличения зарплаты (где уж шахтерам до них!) в 600 раз! Директора, ставшие хозяевами заводов, этого добились…
Вообще наша «независимая» творческая интеллигенция любит поговорить о культуре, о высших материях. Каких только слов не произносит! Но является ли она сама культурной? В этом я сомневался до тех пор, пока из уст одной из деятелей этой самой культуры в самой культурной телепередаче «Все грани прекрасного» не услышал слова о нашем русском простом народе – это, дескать, безграмотная, бескультурная масса. Но если это так, тогда вообще зачем этой массе деятели культуры? Может вместо того, чтобы услаждать друг друга «выдающимися произведениями» (по мнению самих авторов и их друзей –критиков, но почему-то отвергнутых этой самой «массой», и не только массой – надоели уже сейчас даже за границей псевдовыдающиеся фильмы псевдовыдающегося режиссера Сокурова), не лучше ли просто перейти из культуры в другие отрасли? Тем более, что сейчас это модно – одни стали политическими деятелями, другие – экстрасенсами, третьи (и это бывшие атеисты!) пошли в религию!
Нельзя не видеть, что большинство конъюнктурных произведений, появившихся в годы «перестройки», являются далеко не лучшими. Да и люди уже насытились политикой настолько, что очередной антисталинский фильм просто игнорируют, не говоря уже о литературных произведениях. Возьмите, к примеру, «Дети Арбата» Рыбакова, «Белые одежды» Дудинцева, «Плаха» Айтматова, о которых с восторгом говорилось на XIX Всесоюзной конференции КПСС в 1988 году, - сейчас они просто забыты, несмотря на потуги их реанимировать через телевидение.. Даже «выдающееся произведение» Солженицына «Архипелаг Гулаг» уже никто и не вспоминает, хотя оно свободно продается в магазинах Подмосковья, и не видно, чтобы кто-нибудь его покупал. А снятые с полки фильмы, сделанные в 60-70-е годы (запрещенные по разным, в том числе и политическим причинам) опять положены на полку уже по причине своей неконкурентоспособности в рыночных условиях. В то же время «перестроечная свобода творчества» превратилась по существу в свободу насилия, пошлости и безумия.
Вся эта «свобода творчества» была направлена твердой рукой сначала на критику культа Сталина и его периода. Это было необходимо для подготовки советских людей к антикоммунистической пропаганде. Всеми средствами народу внушали мысль о «коммунистическом» тиране Сталине. Они знали, с какого конца подойти к антикоммунизму.
Всё это было чётко продумано. Сначала критика культа личности, и таким образом в глазах тех, кто не жил в то время (особенно молодёжи) коммунистический лидер становился диктатором. В то же время Сталину тогда противопоставляли его соперников (тоже коммунистов) Бухарина, Каменева, Зиновьева, Троцкого. Возвеличивались труды Бухарина как одного из идеологов нэпа. Несмотря на большие разногласия и борьбу друг с другом все соперники Сталина ставились на одну доску. Но когда пропаганда сработала, идеологи антикоммунизма быстро поняли, что восхвалять этих деятелей для них не выгодно, и перешли к простому замалчиванию их.
Критика культа Сталина сыграла свою роль – начался новый период – критика времени правления Сталина, - сначала 30-х годов, затем всего дохрущовского периода. Т.е., весь начальный период социализма был облит черной краской.
Начавшаяся в тот период жесткая борьба за власть и за влияние в обществе породила ещё одну проблему «перестройки». То, что не смогли разрушить ни Антанта, ни фашисты, ни различные «голоса», разрушили свои собственные идеологи. Это проблема межнациональных отношений, вылившаяся весной 1988г. в районе Нагорного Карабаха в настоящую войну. Можно сколько угодно обвинять 70 лет Советской власти в неправильной межнациональной политике, но никто не отрицает, что непосредственным поводом к конфликтам (а они начались ещё в 1986г. в г.Алма-Ата) стала политика расслоения общества, четко проводившаяся идеологами «перестройки» во главе с Яковлевым. План ясен – заменить классовую борьбу межнациональной («разделяй и властвуй»). Причины межнациональных конфликтов уходят в далекое прошлое, и их не надо искать в политике Советской власти. Наоборот, именно пропаганда дружбы народов через средства массовой информации и через систему образования поддерживала нормальные, а может и добрые отношения между народами страны.
Пропаганда национализма, начатая идеологами «перестройки» сначала под видом «пробуждения самосознания народов», (а точнее местной аристократии) стала основой для будущей борьбы за суверенитеты. А раз суверенитет – то (что характерно для новых государств) постоянные пограничные конфликты с целью расширения своих территорий (ведь разные народы живут обычно вперемешку, особенно в пограничных районах, попробуй провести там границы). Это относится не только к нашей стране, но и ко многим развивающимся, и даже развитым странам.
Не будем говорить сейчас о том, была ли решена национальная проблема в СССР. Но всё-таки почему сейчас даже сами участники конфликтов говорят, что до «перестройки» они жили мирно и во всем считают виновной саму «перестройку».
Ведь даже трагические события в Армении в декабре 1988г. и в Грузии в апреле – мае 1991г. не смогли объединить народы страны, как это было во время землетрясения в Ташкенте в 1966г., в период, как сейчас говорят, начала застоя…
С началом предвыборной кампании 1989г. заканчивается третий этап перестройки, подготовивший почву для перехода к окончательному отказу от 70-летней истории Советской власти.
IV
Изменения в Конституции СССР в конце 80-х годов закрепили то, чего давно ждал весь советский народ. Была дана возможность реального выбора народных депутатов СССР. Это очень важный шаг, который можно назвать демократизацией избирательной системы. Ведь при альтернативных выборах люди голосуют не за какого-то абстрактного кандидата, подчас не зная даже его фамилии, а за программу, предложенную кандидатами.
Вот здесь, однако, надо разобраться, - что это такое – альтернативные выборы. И для этого придётся порассуждать вот о чём.
В СССР с 30-х годов существовала однопартийная система. Поэтому в принципе выборы и должны предполагать одного партийного и, возможно, несколько «независимых» кандидатов. А создание «блока коммунистов и беспартийных» фактически сделало выборы безальтернативными. Недемократичность такой системы видна невооруженным глазом. Можно сказать лишь одно – единственное преимущество такой системы в условиях СССР - это представительство в различных, в т.ч. и высших органах власти разных социальных слоев населения, в первую очередь рабочих и крестьян. Тем более, что Советы как представительные органы народовластия возникли именно как Советы рабочих, крестьянских и солдатских депутатов.
Сейчас, правда, заявляют о том, что рабочие и крестьяне не могут де справиться с государственными делами, не разбираются во многих политических проблемах. Но почему же тогда именно в программах кандидатов-рабочих были поставлены конкретные вопросы реальной демократизации и улучшения жизни людей (причем без капитализации общества), в то время как «интеллектуалы» предлагают лишь создавать больше законов (во многом отнюдь не демократичных и направленных на дальнейшее расслоение общества) и выходить из кризиса за счет простого народа, создавая новые догмы типа необходимости рыночных отношений (правда, «забывая» вплоть до осени 1991г. говорить о том, что рынок и капитализм – это одно и то же).
Что дает альтернативная система выборов? Надо различать две совершенно разные её формы. Во-первых, альтернативность личностей, и, во-вторых, альтернативность партий. Выборы в большинстве стран в настоящее время – многопартийные. Каждая партия представляет интересы какого-то одного слоя или даже социальной группы людей. И здесь соревнуются не просто кандидаты, а представители своих партий, проводящие именно их политику (что бы ни говорили, а партийная дисциплина на Западе действует очень жестко). Народ при этом играет роль выборщиков. Человек из личности превращается в простого избирателя. Даже депутаты говорят не о своем народе, а лишь об избирателях, так же, как говорят о стаде коров или отаре овец. (Само слово «избиратель», по-моему, унижает человека).
В этих условиях (а ведь в будущем предполагается именно такая система выборов в Госдуму) уже невозможно даже в принципе участие рядовых тружеников в руководстве страной (и даже отдельных городов и поселков). Каждая партия отбирает своих людей для участия в выборах (почему же тогда прежние «выборы» в СССР критиковались за отбор депутатов – это характерно для любой партии). Создается слой профессиональных политиков (чаще всего наследственных), постоянно претендующих на места в парламентах. Причем, созданная многопартийная система не допускает до власти новые партии, особенно если их программы противоречат коренным интересам буржуазно-аристократической интеллигенции, фактически контролирующей власть в своих странах. К тому же сами выборы при многопартийной системе обнаруживают классовый характер общества. Так, в демократической Швеции 8 рабочих из 10 голосуют за социал-демократическую рабочую партию и Левую партию (бывшую коммунистическую), 8 предпринимателей из 10 – голосуют за несоциалистические партии, причем баланс поддерживается избирателями из средних слоев (от них зависит колебание числа голосов той или иной партии) (данные по: А.М.Волков. Швеция: социально-экономическая модель. М., «Мысль», 1991).
То есть, многопартийная система не является демократической системой общества. Это система типичного эксплуататорского общества, в котором (что бы ни говорили нынешние «российские» «демократы») демократия как власть народа является буржуазно-аристократической демократией, т.е. властью буржуазно-аристократической интеллигенции (сейчас уже трудно назвать нынешние западные «цивилизации» только буржуазными в узком смысле этого слова).
Другая форма альтернативных выборов, использованная в нашей стране во время выборов народных депутатов СССР в 1989г. – альтернативность личностей, представляющих только свои собственные программы. Это самая демократичная по сути форма, но она предполагает плюрализм мнений в едином обществе без эксплуатации и беспартийную структуру. В расколотом обществе альтернативность личностей превращается в плюрализм идеологий, а это уже разновидность многопартийных выборов. Не вдаваясь в теоретические рассуждения, можно сказать, что такая форма выборов, как альтернативность личностей – дело далекого будущего.
Проведенные в 1989г. выборы трудно назвать демократическими ещё и потому, что наряду с настоящими выборами был проведен фарс с «выборами» от общественных организаций. Задумано это было руководителями «перестройки» с целью (и не надо этого скрывать) провести в депутаты как самих себя, так и ближайших своих сторонников (ведь уже тогда авторитет лидеров «перестройки» в народе упал до критической отметки). Можно было бы ещё признать нормальными такие выборы, если бы в них участвовали только действительно общественные организации (такие, как Красный Крест, общество охраны природы и т.п.). Но можно ли назвать общественной организацией Академию наук? Не говоря уже о политических организациях типа ВЛКСМ (резерва будущих бюрократов, ставших ныне «демократами» – все они были разного рода «комсомольскими активистами») и ВЦСПС. А что касается творческих Союзов, то это те же профсоюзы в их истинном смысле (почему же тогда они имели привилегии по сравнению с ВЦСПС, объединявшей гораздо большее число отраслевых профсоюзов. Для того, чтобы среди депутатов было как можно больше представителей интеллигенции – опоры перестроечного режима?).
Но главная ошибка (а может сознательная?) в том, что КПСС сама под видом общественной организации конституционным путем (правда, можно ли назвать проводившиеся тогда чуть ли не ежеквартальные изменения Конституций СССР, РСФСР, да и других республик в угоду отдельным личностям подлинно конституционным путем?) закрепила за собой определенное число мест в депутатском корпусе. Однако действием, окончательно подорвавшим доверие народа к КПСС (а народ не различает руководство и рядовых членов любой партии), явилось решение, несмотря на многочисленные протесты со стороны рядовых коммунистов, по которому почти все члены высшего руководства КПСС во главе с генсеком избирались от партии. И как результат этого решения - безальтернативность «выборов партийной сотни» (не зря ведь теперь многие из этой сотни давно уже, мягко сказать, не выражают идеи коммунистов). Чем это можно объяснить? Вывод напрашивается сам собой. Генсек просто испугался, что не сможет быть избран депутатом, а это означало тогда конец его политической карьеры (опять видим аналогии – сколько уже законов по изменению выборной системы прошло за время правления президента Путина. Что, тоже боится потерять власть?)
Увидев развитие событий, большая часть бывшей партийно-государственной номенклатуры, ничего общего не имевшей с социалистическими и коммунистическими принципами, быстро сообразила, что раз авторитет правящей партии упал в глазах народа, надо менять свою тактику. Если раньше достаточно было аристократической интеллигенции получить партийный билет для своей карьеры (при этом они «простояли», наверное, в единственной для них очереди – за членство в КПСС – несколько лет), то теперь для этого надо наоборот бросить партбилет, или, сохраняя его на всякий случай, просто ругать свою же партию. Но так как большинство советского народа ещё верило в социализм, в идеалы Октября и в В.И. Ленина, то надо начать с критики руководства партии, номенклатуры КПСС. К этому народ был морально подготовлен критикой культа личности – раз лидер коммунистов – то это диктатор, а партийная номенклатура – сплошь мафия, пользовавшаяся неограниченными привилегиями.
В ходе предвыборной кампании 1989г. окончательно произошло расслоение общества. Вольно или невольно, но альтернативность выборов (задуманная как альтернативность личностей) привела к расколу единого прежде общества. На местах создавались т.н. «клубы избирателей», состоявшие в основном из представителей технической и научной интеллигенции. Они ещё не выступали против социализма открыто, но поддерживали только тех кандидатов, кто выступал против руководства КПСС, за радикальную экономическую реформу (но без употребления слов «частная собственность» и «рыночная экономика»), за демократию (в их понимании) и «власть Советов» (но без коммунистов). Произошло таким образом то, о чём боятся говорить представители эксплуататорских классов – плюрализм мнений превратился в плюрализм идеологий, т.е. фактически в разновидность классовой борьбы. (Правда не все понимают сути того, что происходит, в т.ч. и многие представители интеллигенции. Помню, встретил как-то сразу после выборов 1989 года своего знакомого, спросил, за кого голосовал. Он ответил как за кого, конечно за Юрия Афанасьева. Но ведь он выступает за переход к капитализму, - сказал я. Нет, он как раз за самый настоящий социализм, - ответил знакомый. Вот так, господа «демократы», вот вам и ответ – хотели ли советские люди капитализма). Сейчас «демократы» не признают ни классы, ни классовую борьбу. Но они сами в то время говорили и о классовой структуре советского общества, и о наличии эксплуатации. Так, один из лидеров «демократического блока» Ю.Н. Афанасьев тогда говорил, что в СССР фактически нет социализма, наоборот, существует эксплуатация крестьян со стороны диктатуры рабочего класса и партийной номенклатуры. Т.е., он признавал и существование классов, и классовую борьбу. Я могу согласиться с бывшим депутатом (а избран он был в 1989 году в нашем Ногинском округе), что у нас не было социализма (в его марксистско-ленинском понимании как первой фазы коммунистической формации). А тот социализм, который был построен, основывался на эксплуатации трудящихся со стороны государства, т.е. он тоже имеет эксплуататорскую сущность. Но, в отличие от эксплуататорских обществ, где имеет место антагонизм классов, государственный социализм – шаг вперед, поскольку он приучает (хотя это делается очень медленно и не всегда верно) общество к всеобщему равенству (имеется в виду в первую очередь социально-политическое равенство) и подлинному народовластию (через Советы трудящихся). Т.е., это переходный период от эксплуататорского общества к неэксплуататорскому. Хотя при социализме теоретически нет антагонистических классов, но в ходе развития реального социализма возникли (а точнее, восстановились) такие классы, как аристократическая (т.е. в большинстве своем буржуазно-дворянская) интеллигенция (она и стала опорой «демократов») и народная (трудовая) интеллигенция (которую частично смогли обмануть псевдодемократы).
И теперь, когда открылась возможность, аристократы повели открытую борьбу за изменение даже существующего социализма, мешавшего им стать не только руководителями по наследству, но и легальными миллионерами, владельцами какой-либо собственности.
Влияние рабочих, крестьян, трудовой интеллигенции в обществе было полностью подорвано. Более того, сами рядовые труженики (но в основном работники непроизводственных сфер – торговли, снабжения и т. п.) стали поддерживать на выборах аристократическую интеллигенцию, выступавшую с критикой правительства.
Критика руководства, обещания в случае прихода к власти различных благ сделали свое дело. На выборах потерпели поражение не только партийные работники, но большинство рабочих и крестьян, и избранный в 1989г. депутатский корпус можно назвать аристократическо-интеллектуальным. Это сразу почувствовали, как только он принял один из первых своих законов, - закон об освобождении студентов вузов от службы в армии (один из предлогов к этому – за 2 года, дескать, студенты забывают многое из того, что учат. Но тогда почему бы не отменить одновременно академические декретные отпуска для девушек-студенток – ведь они в декрете тоже всё могут забыть!). Ведь студенты, среди которых большинство – дети буржуазной интеллигенции – это опора и надежда нынешней власти. И этот закон привлёк большую часть студенчества на сторону псевдодемократов, т.к. они явились инициаторами этого закона.
Прошедший после выборов 1-й съезд народных депутатов СССР закрепил создание официальной оппозиции в стране. Но в отличие от большинства западных стран это была не просто оппозиция правительству. А оппозиция существующему строю.
С этого момента в стране разразился, если так можно выразиться, телевизионно-съездовский бум, который привлёк к телеэкранам людей, никогда не интересовавшихся политикой. «Цирковая программа» под названием «Гласность», чередовавшаяся из различных съездов и сессий, и прерванная августовским «путчем» 1991 года, на самом деле ничего общего с гласностью не имела, т.к. депутаты различных уровней уловили свои цирковые номера и уже знают, что и когда говорить. Тем более, что все особо важные для народа решения готовятся (как и до «перестройки», так и сейчас, уже в путинской России) не на сессиях, а в кулуарах. На сессиях же депутаты только соревнуются между собой в знаниях русского языка, переставляя слова и запятые. А в случае необходимости проводятся закрытые заседания.
«Демократические силы», которые заявили весной 1989г. о своей оппозиции коммунистическому руководству страны, очень умело и быстро смогли направить общественное мнение на свою сторону. И это легко объяснить, ведь народ к этому был подготовлен критикой сталинского периода Советской власти. И теперь, пользуясь этой подготовкой, идеологическая машина «демократов», направляемых западными советологами, перешла в окончательное наступление на ставшую неугодной всю советскую историю. Началась открытая антикоммунистическая пропаганда.
Период между выборами 1989 и 1990 годов можно назвать периодом начала «перманентного государственного переворота». Постепенно всё более утрачивалась руководящая роль КПСС в обществе, а сама КПСС, вставшая на позиции социал-демократии, стала как бы сторонним наблюдателем. Её первичные организации распускались или прогонялись, а сама КПСС была со времен 1 съезда народных депутатов СССР «ни у власти, ни в оппозиции». Этим во многом и объясняется массовый выход из неё в тот период как новоявленных «демократов», так и тех, кто не был согласен с антинародной политикой её руководства.
Событием, которое позволяет утверждать об этом периоде как перманентного государственного переворота, стал 2-й съезд народных депутатов СССР (конец 1989 года), отменивший конституционное закрепление руководящей роли КПСС в государстве. Это была победа «демократов», и как они считают, поражение «консервативных сил». Но давайте разберемся в этом.
Как известно, 6-я статья Конституции СССР, где говорилось о руководящей роли КПСС, как и сама Конституция, была принята в 1977г., т.е. через 60 лет после Октябрьской революции. Ни при Ленине, ни при Сталине, ни при Хрущове такого официального закрепления статуса партии не было. Лишь руководство во главе с Л.И. Брежневым (а его правление в последние годы напоминало правление Елизаветы II) пошло на создание новой Конституции, где КПСС получила свой официальный статус. Тогда многие коммунисты считали, что это абсурдное и политически ошибочное решение. Но их мнения просто замалчивались. Тезис «о возрастании руководящей роли КПСС в коммунистическом строительстве», разработанный «выдающимися учеными» от марксизма-ленинизма, как и все другие тезисы «развитого социализма» одобрялись тогдашним руководством партии. Сейчас, спустя определённое время, можно только догадываться, было ли это сделано неумышленно под «долго не смолкающие аплодисменты» и град различных наград. А может это было сделано специально с учётом будущих событий? Ведь те, кто готовил эти самые тезисы, они же и поставили вопрос об отмене этой злополучной 6-й статьи Конституции. Ведь эта статья сыграла свою роль в дискредитации КПСС, для чего она, вероятно, и была создана. А когда стало очевидным, что она мешает новоявленным «демократам» открыто прийти к власти, потребовали её отмены. Что и сделали лидеры «перестройки», когда тоже посчитали, что эта статья им уже ничего не даёт, а даже мешает.
В этот период, когда «перестройка», мягко говоря, забуксовала, стало ясно, что надо искать пути и методы дальнейшего развития страны. Руководство неоднократно критиковали за отсутствия научно разработанной концепции «перестройки». Поэтому в печати появилась статья М.С. Горбачева «Социалистическая идея и революционная перестройка» («Правда», 26 ноября 1989г.). Горбачев писал, что кроме перестройки, можно говорить лишь о двух точках зрения. Это - сохранить командно-административную систему, жесткое планирование. Другая предполагает капитализацию общества. Но лидерам перестройки видится иной путь, ведущий к прогрессу общества. Перестройка, по их мнению, - «это длительный этап исторического пути социализма, в ходе которого осуществляется отказ от авторитарно-бюрократической системы и становление подлинно демократического и самоуправляющегося общественного организма».
Т.о., осенью 1989г. «перестройка» виделась как движение к социализму. А сам социализм - «это общество, опирающееся на эффективную экономику, на высшие достижения науки и техники, культуры, на гуманизированные общественные структуры, осуществившее демократизацию всех сторон общественной жизни и создавшее условия для активной творческой жизни и деятельности людей».
То есть уже тогда лидерами «перестройки» была по существу принята западная теория конвергенции, хотя это и не афишировалось.
«Перестройка» в СССР привела к большим изменениям во всем мире. Именно тогда, когда она стала необратимым процессом, прошли события, ставшие фактически крахом социализма. В этой связи с полным основанием можно говорить об окончании периода 2-й мировой войны.
Что же произошло? «Бархатные» и «нежные» революции? Или всё-таки - это контрреволюция? Ведь возвращение к власти бывших хозяев отнюдь не радует теперь население бывших стран «социалистического содружества».
Благодаря политике «перестройки», как сейчас говорят, завершилась война в Афганистане. Вывод Советских войск оттуда тесно связывают с именем лидера «перестройки». Но ведь для принятия решения об этом ему понадобилось целых 3 года (Декрет о мире был принят уже на следующий день после Октябрьской революции), а для полного вывода войск 4 года (столько же длилась Великая Отечественная война).
Изменение ситуации в мире, ликвидация социализма и установление буржуазных режимов в Восточной Европе, происшедшие благодаря советской «перестройке», усиление западного влияния в СССР окончательно разделили советское общество. Но в то же время они разделили и политические силы. Настоящие демократы, верящие в социализм и коммунистическую перспективу, разошлись во взглядах с псевдодемократами, для которых антикоммунизм стал основой их идеологии.
Расслоение общества проявилось на первых многопартийных выборах народных депутатов республик и местных советов. Хотя кроме КПСС не было официально других партий, но разного рода «народные фронты» и «клубы избирателей», забыв свой общественный характер, превратились в политические организации. И на выборах 1990г. они выступали уже едиными блоками, в отличие от КПСС, которая практически не участвовала в выборах.
Такая ситуация возникла вследствие фактического раскола КПСС, потерявшей не только власть, но и своих членов. Под видом «власти партийных масс» центральное руководство партии отстранилось от самой партии, почувствовав свою независимость. Партийные массы же были расколоты ожесточенной пропагандистской кампанией по дискредитации всего советского периода и самой коммунистической идеи.
Эта пропаганда сыграла большую роль. Она была четко спланирована и подготовлена предыдущим периодом критики 30 – 50-х годов и «застоя». Причем развитие событий внесло коррективы в эту пропаганду. Ещё летом 1989г. недовольство народа «успехами перестройки» вылилось в забастовочное движение шахтеров. Если до этого аристократическая интеллигенция уже «забыла» о существовании в стране рабочих (о них вспоминали только во время покупок какой-либо советской вещи или когда въезжали в новый дом – «опять рабочие брак выпустили»). Ведь вся пропаганда велась вначале для т.н. средних слоев (интеллигенции и служащих). Но первые забастовки показали, что рабочее движение существует. Сами забастовщики шли тогда под лозунгами, ничего общего с капитализацией не имевшими. Но они ставили правильные вопросы, которые и сейчас для коммунистов должны быть уроком. Это в первую очередь, прекращение так называемых субботников (по сути, увеличение рабочего дня), свобода личности (прекращение всякой обязаловки, деятельности так называемых «добровольных» обществ и дружин, регламентирования жизни отдельного человека и его семьи). Ведь этими действиями тогдашние «коммунистические» власти только дискредитировали саму идею социализма. (Кстати, нынешние власти, в частности, в нашем городе Ногинске, выросшие из того застойного комсомола, опять возрождают то, от чего отказалось общество. В обязательном порядке воссоздаются так называемые «добровольные» народные дружины, в обязательном порядке работники местной администрации и учащиеся школ должны ходить на разного рода культурные мероприятия и спортивные турниры – заполнить пустые трибуны, дабы показать, что в Ногинске все любят и женский футбол, и баскетбол, и всякого рода борьбу и бокс – мэру Лаптеву нравиться, значит должно нравиться всем. А говорят, почему Россия отсталая страна. Да потому, что во всем мире каждый занимается своим основным делом, а в России заставляют каждого делать все, что нравиться начальству, лишь бы ему угодить. Так, как угождают тому же мэру Лаптеву, бывшему члену Горкома КПСС и начальнику продовольственного торга как раз в годы «перестройки», когда магазины стали пустеть, а ныне любителю покрасоваться перед телекамерами и перед губернатором Громовым, когда выводит полки школьников убирать территорию перед его приездом в Ногинск. Чем не «потемкинские деревни»? А говорят о демократии. Демократия давно кончилась! Началась буржуазная диктатура! Но это к слову, вернемся к истории). И требования самостоятельности шахт, ликвидации разных ПО были верными. Существующие объединения, созданные в годы правления Хрущова и развитые в последующие годы путем не всегда разумного объединения отдельных самостоятельных предприятий (иногда находившихся за многие сотни километров друг от друга), ничего хорошего, кроме расширения штата администрации, не дали. Зато под видом специализации и концентрации производства были созданы основы того, что сейчас называют монопольными структурами. А ведь создано всё это было за последние 40 лет, т.е. уже в эпоху расцвета нынешних «демократических» экономистов и ученых, и не без их участия. Причем же тогда вся 70-летняя история плановой системы?
Наши ученые этого не видели (или не хотели видеть). Они не хотели открыто говорить об этом во время первой забастовки шахтеров. Именно поэтому коммунисты-руководители (а у любого руководителя есть штат консультантов, отчего же тогда ругают лишь руководителей-коммунистов? Потому что их консультанты стали «демократами»? Но тогда это был откровенный саботаж со стороны специалистов-консультантов) не поддержали шахтеров, что сыграло в дальнейшем главную роль в окончательном падении авторитета не только компартии, но и социализма в рабочей среде. И этим умело воспользовались «демократы», когда предвыборная кампания 1990г. совпала с очередной пропагандистской кампанией, направленной на дискредитацию социализма.
«Демократы» пошли в народ. В отличие от их предыдущего периода, когда они митинговали в среде студентов, профессоров и служащих крупнейших городов, предвыборную кампанию 1990г. «демократы» проводили непосредственно в трудовых коллективах. Их эмиссары ездили во многие районы страны, бывали на заводах и фабриках, в колхозах и совхозах. Дополнением к этому являлись теперь и средства массовой информации, в первую очередь радио и телевидение, что сразу показало истинное лицо наших журналистов, унаследовавших от своих богатых предков «предпринимательскую жилку». Этому способствовали и лидеры самой КПСС, многие из которых стали ярыми антикоммунистами.
Но планомерная работа «демократов» вынудила их идти на выборы под лозунгом «Вся власть Советам». (Это уже было в нашей истории, когда выдвигались лозунги «за Советы без коммунистов»). Связано это было с тем, что Советы в глазах народа олицетворяли пока ещё народовластие. Да и русские революции 1905 и 1917 годов шли под лозунгами «Вся власть Советам». А народ ещё верил, да и сейчас еще верит в идеалы тех революций. (Январь 2005 года, когда тысячи людей вышли на улицы бороться свои права, как и 100 лет назад, в период первой русской революции, подтвердил это).
Поэтому-то не захотели наши «демократы» изобретать нечто новое, а пошли самым простым путем. Дескать. 70 лет у власти стояла партия, а мы за власть Советов. К тому же партия отожествляется всегда с лидерами, отсюда лозунги «демократов» того периода, направленные против М.С. Горбачева, были взяты у самого народа – ведь авторитет его в стране постоянно снижался.
В этой связи коммунисты (имеется в виду не принадлежность к партии, а убеждения) должны были уже давно поставить вопрос о лидере своей партии. И если большинство членов КПСС не были коммунистами, то, наверное, единственный выход – это создание новой единой коммунистической партии, не связанной с бывшим дворянско-буржуазным руководством КПСС. Это бы подняло авторитет настоящих коммунистов в глазах трудящихся. Ведь парадоксальный факт – на выборах 1990г. среди тех, кто слушал предвыборные речи представителей Объединенного фронта трудящихся на производственных предприятиях и голосовал за них на выборах (хотя они и не получили поддержки большинства из-за нашего «плюрализма» в средствах массовой информации, ведь многие люди даже не слышали о такой организации) были те, кто считал и до сих пор считает себя сторонниками «демократов» (я лично знаю такие случаи, хотя сам и не слышал тогда выступления членов ОФТ в коллективах).
Это ещё раз говорит о силе и влиянии в обществе средств массовой информации и пропаганды. Кто ими владеет, тот стоит у власти. Поэтому результаты выборов не всегда соответствуют действительным настроениям в обществе. И что касается победы «демократов» в России, то это, с одной стороны, опять-таки победа пропаганды, а с другой – поражение политики лидеров «перестройки» (яркий пример этого – и президентские выборы в РСФСР – наиболее близкий к лидерам «перестройки» кандидат занял на них последнее место). Народ голосовал весной 1990г. ещё не за капитализацию, а в основном против «перестройки» по Горбачеву. И это было видно всем, кроме самого лидера и его сторонников.
Да и побеждали «демократы», в отличие от союзных выборов, уже не абсолютно. За них в основном голосовало менее половины всех избирателей. В иных округах они побеждали минимальным преимуществом, набирая чуть более 50 % голосов при 50 % участвовавших в голосовании (как например, в г. Ногинске, где таким образом в третьем «туре» выборов победил «радикальный демократ», бывший работник горкома ВЛКСМ – аппаратчик – А.Р. Парамонов). Т.е., можно сказать, что на выборы шли лишь сторонники «демократов», а кто был против них, просто игнорировали выборы, разуверившись в их целесообразности.
4-й этап «перестройки», закончившийся весной 1990г., сделал её необратимой. Это главный итог этого этапа, который долго ждали на Западе. После этого им можно было уже не сомневаться в том, что «хрущовский вариант» больше не возможен.
V
Весной 1990г. начинается новый, пятый этап «перестройки». Если предыдущий период был началом перманентного государственного переворота, то новый развил и углубил перманентный государственный переворот как на союзном, так и на республиканском и местном уровнях. Начало этому было положено в марте 1990г., когда был введён пост и прошли выборы Президента СССР (т.е. можно сказать, что Советская власть заменена президентско-советской) и начался «парад суверенитетов» (когда была провозглашена независимость Литвы). Но основные события произошли летом 1990г. в период принятия «Декларации о суверенитете» в РСФСР. Ведь Россия – основа союзного государства. И принятие 12 июня 1990 года данной декларации явилось, естественно, сигналом к развалу всего Союза ССР.
Не секрет, однако, что буржуазно-аристократическая интеллигенция в России видела не РСФСР, а дореволюционную Российскую империю (пусть и не в тех границах). Т.е., они видели себя лидерами всего Союза, но уже без сохранения СССР. Хотя это тщательно скрывалось от народа. Иначе чем объяснить почти единодушное одобрение данной Декларации на Съезде.
Парад суверенитетов – внешнее проявление всей политической ситуации, возникшей вследствие антинародной по сути политики «прорабов перестройки». Руководство СССР, ставшее неким «центром», потеряло не только авторитет в массах, но фактически и контроль за властью в стране. Но ведь известно, что государство не может существовать без центрального руководства. Пока есть верховная власть, есть государство со всеми его атрибутами (армией, управленческими структурами, единой валютой и т.п.). Когда верховная власть теряет контроль над всем своим государством, происходит изменение самого государства - либо изменение политической системы (как это произошло в России в 1917г.), либо раскол государства на отдельные самостоятельные части (что и произошло с Советским Союзом), либо потеря независимости, что тоже было в истории (вспомните татаро-монгольское иго, перенесенное русским народом, или поглощение суверенной ГДР). А ситуация такова, что два первых варианта стали реальностью для нашей страны (да и третий тоже, если иметь в виду потерю экономической независимости, а также полную политическую и военную зависимость правительств Ельцина – Путина от США и МВФ).
Реальность эта возникла главным образом после прихода к власти в РСФСР антикоммунистического «ельцинского блока». Именно с этого времени кончилась игра в «демократию и перестройку». Вся идеологическая машина псевдодемократов теперь уже открыто, не боясь разоблачения (ведь народ к этому уже подготовили), была направлена на пропаганду буржуазных ценностей, предпринимательства, культа денег. В то же время началась яростная атака на В.И. Ленина, на Октябрьскую революцию (и это сработало – раз Сталин – жестокий диктатор-коммунист, то чем же лучше Ленин). Перевернута история гражданской войны, идеализируется белая армия и даже интервенты из Антанты (и уже наша нынешняя аристократия открыто хвалится своими дедами и прадедами – белогвардейцами). Поднимая шум о «красном терроре», «забывают» напомнить нашей молодёжи о жестокостях белого террора. Мало того, перевернута даже история Великой Отечественной войны, и уже оказывается, что именно СССР развязал эту войну (но это понять можно, ведь большинство русского аристократического дворянства желали победы фашистской Германии – ведь это они и не скрывали).
Всё можно было ожидать от них (ведь их антикоммунизм был виден ещё с самого начала «раскрытия белых пятен в истории»). Но почему государственная власть в лице тогдашнего Президента СССР, называвшего себя коммунистом, и его команды не дала достойный отпор тем, кто ругает Октябрь и Ленина, извращает историю войны? Или у них не хватило слов для защиты В.И. Ленина? Ведь трудящиеся нашей страны всегда верили в идеалы Октября, и многие из них, видя, что руководство КПСС и страны пошло практически на поводу аристократической интеллигенции из «демократического блока», потеряли всякую веру не только в партию, но и в людей.
Так, постепенно, начиная с критики Сталина, через критику времен «застоя» (во время которого нынешние лидеры антикоммунистов получили дипломы о высшем образовании и защитили с помощью партбилетов и сочинений К. Маркса и В.И. Ленина кандидатские и докторские диссертации), критику «реального социализма» и критику Октябрьской революции подвели народ к тому. Чтобы социалистическую и особенно коммунистическую идею объявить утопией. Но почему же тогда эту утопию так боятся власть и деньги имущие? Боятся равенства и социальной справедливости, боятся быть наравне с теми же шахтерами или токарями. Ведь именно они, став «демократами», выдвинули теорию, согласно которой нормальным считается общество, в котором абсолютное большинство народа просто живёт и работает, а о государстве вспоминает лишь во время выборов или визита налогового инспектора, а остальное меньшинство правит этим государством. Почему же тогда они называют себя демократами? Ведь демократия – власть самого народа, а не власть от имени народа. И почему же эти господа не подумали, зачем тогда вообще нужно простому человеку государство и тем более профессиональные руководители – политики и разного рода начальники? Или без них свободный человек не проживёт? А может наоборот, как раз профессиональные руководители (политики, предприниматели, коммерсанты и прочие представители аристократической интеллигенции) не смогут прожить без рабочих, крестьян, без своих домработниц? Ведь не зря же некоторые из этих господ были так недовольны семьёй Лыковых, жившей без всякого государства и без предпринимателей. Лыковы – пример для многих. А ссылка на благополучие народов «цивилизованных» стран разбивается глубоким анализом всей системы мирового хозяйства с учетом исторических особенностей, природных условий и развития мирового рынка.
Накануне августа ситуация в стране была такова, что действовали три реальные политические силы, две из которых стояли у власти. Третья сила, объявленная идеологами «перестройки» консервативной, осталась раздробленной. Наивны и направлены на свою популяризацию рассуждения псевдодемократов о «консерваторах», мешающих работать новым властям (я сам слышал в то время, как рабочие говорили в очереди – вот Ельцин бы смог улучшить что-то, или снизить цены, да Горбачев ему мешает). Те, кто мешал в первые годы «перестройки», стали «демократами», а сейчас уже никто никому не мешает, именно поэтому и происходит развал там, где у власти те, кто хочет лишь властвовать, а не работать. А что касается настоящих коммунистов, то они и в годы «застоя» выступали против извращений социализма, и сейчас критикуют капиталистическую политику «реформаторов».
Состоявшийся в 1990г. Учредительный съезд Компартии РСФСР стал началом воссоздания новой компартии, хотя и выявил различный подход членов партии к «перестройке». Это увидели псевдодемократы, иначе бы они не подняли такой шум в прессе, начав дискредитацию ещё не начавшего работать руководства КП РСФСР. А лидеры КПСС фактически встали в этом вопросе на сторону псевдодемократов.
Это показал XXVIII съезд КПСС в 1990 году, на котором победу одержала политика Горбачева. И хотя формально на съезде было несколько платформ, можно говорить лишь о двух из них – коммунистической и социал-демократической.
Сохранение Горбачевым позиций в КПСС было обусловлено его умелым лавированием между коммунистами и антикоммунистическими силами в партии. Горбачев нужен был КПСС как Президент страны, как противовес ярых противников социализма. Сам Горбачев очень умело пользовался моментом, четко улавливая конъюнктуру. Так было на 1-м съезде народных депутатов СССР и вплоть до 2-го съезда, когда он отстаивал 6-ю статью Конституции, видя поддержку депутатов и партии в этом вопросе. Как только после ожесточенной пропаганды средств массовой информации изменилось общественное мнение, Горбачев тут же меняет курс и идет на компромисс с «демократами». Когда встал вопрос о выборах Президента СССР, он опять, почувствовав поддержку большинства коммунистов пошел против «демократов», отстаивая выборы Президента на съезде, зная о настроениях большинства депутатов.
На XXVIII съезде Горбачев предложил соверш
--------------------------------------------------------------------------------
13.03.2005
Евгений Пряжин, Правда-инфо
Нынешняя ситуация в России характеризуется резким усилением идеологической и классовой борьбы, вызванным крахом политики второго «народного президента» Путина. Очередные «новые реформы», проводимые под псевдопатриотическими лозунгами, в который уже раз ставят большинство простого народа на грань выживания. Но это уже не тот народ, что был в начале 90-х, когда его легко обманули дважды – сначала в апреле 1985г., затем в августе 1991г. Чувствуя это, правители нынешнего режима изо всех сил ведут обработку умов тех простых людей, кого они сами называют не людьми, а в лучшем случае избирателями и налогоплательщиками. Нынешний режим продолжает политику выпячивания любых «соперников» Путина – от ярых демократов типа Касьянова и Чубайса до «нового патриота» Рогозина, но всеми силами старается замалчивать главную оппозиционную силу – коммунистов и ее лидера Г. Зюганова. (Как призналась одна моя знакомая «пиарщица», у нас в Ногинском районе практику замалчивания средствами массовой информации применили при выборах Главы Ногинского района в марте 2000 года, когда двух соперников избранного тогда на 5 лет и до сих пор действующего мэра В.Лаптева как будто и не существовало – народ о них практически ничего не знал. Восхваляли и до сих пор восхваляют только одного Лаптева, активного сторонника «Единой России» и нынешних путинских реформ, фактически создав культ его личности). Так и во всероссийском масштабе – полное молчание о том, что существуют и особенно чего хотят предложить коммунисты. Вновь развязана, как и почти 20 лет назад, ярая антикоммунистическая и антисоветская пропаганда, на этот раз, в преддверии 60-летия Победы, особенно ударившая по ветеранам. Вновь вылезли из нафталина всякого рода «дети Арбата» со «штрафбатами».
А ведь 20 лет назад, в марте 1985 года, это все только начиналось. 20 лет прошло с начала той самой «перестройки», перекроившей огромную страну, разделившей людей на сверхбогатых капиталистов-олигархов (как они не любят это название – наывают сами себя «предпринимателями») и большинство обедневших по сравнению с советским периодом простых людей. И не только обедневших стариков – ведь на одного богатого приходится как минимум 10 бедных, иначе бы он не смог бы разбогатеть. Поэтому так боятся своего разоблачения нынешние буржуазные власти, которых пока еще поддерживают небогатые молодые люди, работающие на этих капиталистов. Но и они это поймут.
Ведь они поняли уже, что одной из главных причин нынешнего состояния общества является политика, проводившаяся с апреля 1985г., так называемая «перестройка». Сейчас особенно актуально вспомнить об истории «перестройки», чтобы люди ещё раз смогли разобраться в сути происходящего в стране за последние 20 лет. Что же «построила» «перестройка» на руинах советского общества? Каковы этапы довольно значительного периода «перестройки», ведь она длилась более 6 лет?
Кстати, срок не очень большой, но и немалый, а столько изменений! А ведь г.Путин у власти уже как раз шестой год! И говорят, что он еще только начинает… Что он еще ничего не успел и надо бы продлить сроки президентства, как продлили сроки губернаторов, стоящих у власти в регионах уже многие годы, до бесконечности. Мало сделали, не хватает времени… А попросту для этих карьеристов главное – удержаться у власти, ничего не делая, кроме денег для себя и своей семьи. В этом смысле автор «перестройки» М.Горбачев, породивший этих нынешних карьеристов - прислужников буржуазии, намного превосходит их всех – он хоть не держался у власти, сам ушел…
Итак, что же дала «перестройка» в итоге для каждого отдельного человека и для общества в целом? Давайте проследим историю «перестройки» с апреля 1985 г. до августа 1991 г. глазами простого человека …
I
Как известно, М.С.Горбачев пришел к власти в марте 1985 г. На Пленуме ЦК КПСС он был избран Генеральным секретарем ЦК партии, - как оказалось, это был последний генсек в истории КПСС. Возможно, историки назовут этого генсека Геростратом Вторым. Разрушить такую партию – это ещё ладно, но разрушить такую страну надо уметь!
А ведь перемены в стране были задуманы вначале как обновление социализма. Заметьте – первоначальный лозунг Горбачева - «больше демократии – больше социализма». Все знают, что то, что называется «перестройкой», началось в апреле 1985г.. А ведь еще в марте, на том Пленуме ЦК, где он был избран генсеком, Горбачев уже фактически обосновал свою позицию, заявив, что необходимо усиливать роль интеллигенции (какой?) в стране и в партии. Что это было на самом деле, мы поняли лишь спустя годы…
А начальный этап, когда сам термин еще не утвердился, назвали «романтическим этапом «перестройки»». Это было время надежд. Народ поверил новому лидеру, надеясь на лучшее будущее, в первую очередь на значительное улучшение жизненного уровня. Новый лидер начал знакомиться со страной, с людьми на местах. И все первые годы «перестройки» характеризуются «советом лидера партии с народом». Поездки по стране, встречи в трудовых коллективах и просто на улицах – вот таким запомнился М.С.Горбачев в те годы. (Уж очень похоже на карьеру В.Путина, не правда ли?)
Но это была лишь внешняя сторона новой политики. Внутренняя же сторона была тогда скрыта от народа, хотя отдельные эпизоды тогдашней борьбы внутри Политбюро ЦК просачивались наружу. Неизвестно было народу истинное лицо человека, пробравшегося к власти в партии и государстве, ставшего на несколько лет в центре внимания всего мира. На этом этапе, когда новый генсек ещё не имел поддержки большинства в Политбюро, когда значительный вес имели старые члены его, Горбачев ещё не мог открыто выражать все свои мысли.
Более того, он говорил тогда, что «прогресс нашего времени справедливо отождествляется с социализмом». Главное отличие коммунистического мировоззрения, - отмечал он на ХХУП съезде КПСС,- в том, что в центре всех процессов развития общества стоит человек, его интересы и заботы. Несмотря на глубокие изменения в капиталистическом мире, эксплуататорская природа капитализма не изменилась. Кризисы 70-х годов и технологическая перестройка производства изменили обстановку, позволили капиталу перейти в контрнаступление, лишить трудящихся значительной части их завоеваний. «По ряду показателей уровня жизни трудящиеся оказались отброшенными на много лет назад. Рекордной для всего послевоенного периода является безработица, ухудшается положение крестьян и фермерства… Углубляется, становится все более разительным социальное расслоение». «Небывалые масштабы приобрело целенаправленное культивирование индивидуализма, права сильного в борьбе за существование, аморализма, ненависти ко всему демократическому».
Так охарактеризовал на XXVII съезде КПСС М.С. Горбачев предпринятые в 80-е годы на Западе меры выхода из кризисов за счет трудящихся. (Сейчас эти же слова можно повторить, но уже имея в виду политику правительства президента Путина).
«Перестройка» как термин укрепился в обществе к концу 1986г., т.е. почти через 2 года после начала перемен в стране. И эти почти 2 года показали, что истинные цели перемен – это усиление влияния нового руководства в среде аристократической интеллигенции. Уже тогда под видом гласности была дана «полная свобода» для творчества писателям, артистам и т.п. (хотя «свобода» оказалась почему-то односторонней – наоборот, «коммунистических» писателей стали прижимать). И это вполне естественно, ведь известно, что творческая интеллигенция – главная опора пропаганды. А сама пропаганда - вторая (а не четвертая, как у нас говорят) власть в стране.
В то же время вся политика нового руководства вела к отказу от опоры на трудящиеся массы – рабочих, крестьян, народной интеллигенции.
Что же было в итоге первых 2-х «романтических» лет, ещё не называвшихся «перестройкой»? Был верный лозунг – «ускорение», но он не был подкреплён делом – не было создано условий для коренной реконструкции ведущих отраслей промышленности, в первую очередь машиностроения. Хотя возможность для этого была, ведь тогда ещё в стране были средства для покупки современного оборудования и особенно лицензий на технологии. (Хотя именно этого и не хотели западные «благодетели» – они предпочитали развивать сначала ФРГ и Японию, затем всякого рода «тигров», но только не коммунистические режимы. И как после этого верить в благородство капиталистов? Ведь и сейчас они выдвигают свои условия для оказания «помощи»). Но вместо этого СССР начал увеличивать импорт продовольствия и промтоваров, увеличивая таким образом внешний долг. (На это шли западные державы, ведь СССР стал для них просто рынком сбыта). Не было также дано реальных прав отдельным предприятиям, большинство из которых входило во всякого рода производственные объединения, не имея самостоятельности.
За первые 2 года не произошло существенных изменений в стране, не было ещё и резкого ухудшения жизненного уровня трудящихся. Народ жил надеждой на лучшее будущее. Ведь М.С. Горбачев говорил тогда на встречах с народом – подождите года три, и будет улучшение.
Пиком этого периода явилась Чернобыльская авария. Кто знает, но может это было предупреждение советским людям, да и всему миру о грядущей человеческой аварии под названием «перестройка»?
II
Январский (1987г.) пленум ЦК КПСС можно назвать началом нового, II этапа «перестройки». На Пленуме, где стоял вопрос о кадровой политике партии, впервые за полвека в нашей стране открыто заговорили о возможности выдвижения нескольких кандидатур на выборы. Вместе с правом выбора руководителей предприятий (правда, эта мера, как говорят, впоследствии привела к разрушению дисциплины на производстве, и была отменена; но, как мне думается, просто администрация предприятий, ставшая ныне на буржуазные позиции, старается увековечить свою власть, не боясь снятия с должности. Ведь это будет уже не просто директор, а фактически совладелец предприятий) это был первый реальный шаг демократизации (не демократии вообще, т.к. понятие «демократия» как власть народа применима лишь к будущему самоуправленческому обществу). Он мог бы стать шагом к улучшению социализма.
Но, как это в нашей стране не раз бывало, очередная кампания по альтернативному выбору директоров не привела к улучшению кадрового состава руководящих работников, так же, как проведенная вначале «перестройки» кадровая чехарда по замене руководителей разного ранга (в основном придерживающихся коммунистических убеждений, обвиняя их в «догматизме»).
В экономике в это время впервые заговорили о необходимости коренной экономической реформы. Появились новые формы хозрасчета, проводился эксперимент по их внедрению. Но оказалось, что вместо реального увеличения продукции за счет повышения производительности труда производство росло в основном в денежном выражении (т.е. по валу), за счет вымывания дешевых товаров, сокращения выпуска простого (но не всегда устаревшего) ассортимента.
Перемены в СССР нашли отражение и в мировой политике. Казалось бы, это должно было привести к всеобщему и безопасному миру. Ведь «новое мышление» в международных делах позволило улучшить отношения СССР с США и другими западными странами. Западный мир увидел в Горбачеве человека, который может повернуть вспять историю. Запад всё сделал для усиления позиций М.С. Горбачева и его ближайших сподвижников – Яковлева и Шеварднадзе (именно на этом этапе началось их активное продвижение к вершинам власти). На Западе видели, что усиление Горбачева и К - это усиление влияния аристократической (читай – буржуазной) интеллигенции в СССР, что позволяло надеяться на изменение общественного мнения советского народа при помощи средств массовой информации внутри страны.
Второй этап «перестройки» заканчивается событиями, которые впоследствии всколыхнули всю страну. Это события осени 1987г., когда были проведены Октябрьский (1987г.) пленум ЦК КПСС, встреча коммунистических и рабочих партий и движений, торжественное заседание, посвященное 70-летию Октября. Можно сказать, что эти события и стали началом поворота курса перестройки от «обновления социализма» к «либерально-демократической революции сверху», а фактически контрреволюционному процессу возврата к капитализму.
Впервые за 30 лет в КПСС возникла открытая оппозиция во главе с будущим «народным царем» Б.Н. Ельциным. Тогда Б.Н. Ельцин не имел четкой программы, не было у него и большой поддержки в партии и народе. Уже тогда было видно, что политика «перестройки» ничего не дала простому народу, но и большого ухудшения жизненных условий тоже не было. Это последнее обстоятельство и сыграло свою роль в том, что основная масса народа не поддержала тогда Ельцина.
Постановка вопроса о «перестройке» со стороны Ельцина была в то время верной. Ведь он ещё не выступал как апологет перехода к капитализму, - народ надо было к этому ещё подготовить. А коммунисты (истинные коммунисты) поддержали тогда Горбачева, так как не увидели опасности его перерождения в приверженца социал-демократии. Тогда ещё можно было ставить вопрос о замене генсека. Ведь в дальнейшем было сделано всё для того, чтобы хрущовский вариант был невозможен в принципе, чтобы лидера (а роль личности лидера резко возрастает в особые моменты истории) невозможно было сместить так называемым «неконституционным путем». (Что бы сейчас ни говорили, но если бы не было в стране и партии коллективного руководства, вряд ли было возможным смещение Хрущова).
Встреча партий и движений, состоявшаяся в дни 70-летия Октябрьской революции, показала, что на международной арене резко уменьшилось влияние коммунистов. На встрече многие отмечали, что международный капитал и социал-демократия сейчас объединены как никогда, они действуют как единая сила. Им удалось главное – заменить в сознании людей классовую борьбу борьбой межрелигиозной и межнациональной, причем сделано это только для низших и средних слоев населения. (Ведь «высший свет» общества давно уже живет без всяких национальных границ). В то же время коммунистическое движение разобщено, оторвано от рабочего движения. Авторитет социализма существенно подорван правлением Брежнева и других «выдающихся вождей». И несмотря на то, что в первые годы «перестройки» позиции социализма в мире могли вновь усилиться, этого не произошло. И не только благодаря «красивой жизни» в «цивилизованных» странах. Главную роль в настоящем развале коммунистического движения в мире сыграли идеологи КПСС во главе с Яковлевым и Шеварднадзе. Они повели к свертыванию связей с подлинными коммунистами, к поддержке реакционных сил в развивающихся странах, к установлению отношений с открыто профашистскими режимами. И всё это выдавалось как «новое мышление» в международной политике.
Апофеозом этого «мышления» явилась поддержка Советским Союзом фашистской политики Буша-старшего на Ближнем Востоке, поддержка «трусливой войны» против народа Ирака в 1991 году. История повторилась уже в наши дни – когда Россия фактически одобрила оккупацию Ирака уже другим Бушем – младшим).
Но это было уже потом. А в 1987г. было только начало. Именно тогда было положено начало идеологическому развалу КПСС, который начался под видом «критики культа личности Сталина». Политика «культа личности» получила свою оценку на XX съезде КПСС. Поэтому второй раз поднимать этот вопрос – это уже преследовать какие-то определённые цели. (А сейчас уже третий раз!)
Начавшаяся на втором этапе «перестройки», который можно назвать «поворотным этапом», критика культа личности Сталина с особой силой развернулась после доклада М.С. Горбачева «Октябрь и перестройка: революция продолжается» на заседании, посвященном 70-летию Октябрьской революции. Горбачев тогда говорил: «Ни грубейшие ошибки, ни допущенные отступления от принципов социализма не могли свернуть наш народ, нашу страну с того пути, на который она встала, сделав свой выбор в 1917 году… Слишком сильны были идеи социализма, овладевшие массами! Народ почувствовал себя участником великого дела, начал пользоваться плодами своего труда. Его патриотизм приобрел новое, социалистическое содержание».
Сейчас это давно забыто. Тем более, что начиная с того доклада аристократическая интеллигенция сделала всё, чтобы вытравить из народа именно это - социалистическое содержание патриотизма, да и сам патриотизм тоже. Ведь тогда ещё большинство советского народа верило в социализм и коммунистическую перспективу. Хотя не надо быть наивными – все понимали, что коммунизм – это не хрущовская благодать изобилия, а в первую очередь социальное и политическое равенство лично свободных людей. Именно это - равенство происхождения и отсутствие сословности общества - и не нравится идеологам буржуазно-аристократического общества, считающим «благородное» происхождение и накопление личного богатства с помощью труда «неблагородных» «даром божьим».
III
1988г. можно условно назвать III этапом «перестройки». Это был последний по существу предкризисный год, и, наверное, историки будут сравнивать экономические показатели последующих лет именно с 1988 годом. Производство ещё растёт – если верить Госкомстату СССР, национальный доход по сравнению с 1987г. увеличился на 4,4 %, промышленное производство – на 3,9 %. Хотя фактически было видно, что страна вползает в пропасть первого за все мирные годы Советской власти кризиса. Уже тогда, - как отмечал известный экономист Л.И. Абалкин, - ухудшилось состояние потребительского рынка, особое беспокойство вызывало положение в сфере научно-технического прогресса, где отставание от мирового уровня нарастает и принимает угрожающий характер.
Руководство страны в это время взяло курс на развитие элементов рыночной экономики (хотя этот термин ещё не использовался). Развиваются кооперативное движение, элементы оптовой торговли, различные формы хозрасчета. Увеличивается число торговых и промышленных кооперативов, что позволило насытить рынок всякими безделушками, а вначале и сладостями. Сами кооператоры получили большую свободу в выборе производства. Но кооперативы были поставлены в привилегированное положение, что резко изменило впоследствии экономическую ситуацию. Кооперативное движение, сознательно или нет, вместо производства товаров массового спроса, строительства и услуг было ориентировано в основном на торговлю, посредничество и производство дорогостоящих товаров отнюдь не первой необходимости. Причем создавались кооперативы не на пустом месте, а преимущественно на основе или взамен существующих государственных предприятий (кафе, закусочных, ремонтных мастерских и т.п.). Это не увеличивало их количество. (В нашей стране всего этого и так было крайне мало – ведь не знают проектировщики всякого рода СНиПов, что для жителей лучше иметь десять небольших магазинов или кафе на одной улице, чем один большой за тридевять земель).
Главное, что изменило в сознании людей кооперативное движение – это резко возросшая зарплата кооператоров. Несмотря на то, что реальной отдачи от кооперативного движения не было, их доля как в численности занятых в народном хозяйстве, так и в производстве продукции была крайне незначительной, но психология людей сыграла свою роль. Общественное мнение было повернуто на личное обогащение.
Кроме того, появилось большое количество, если можно так их назвать, псевдокооперативов. На государственных предприятиях многие рабочие стали совместителями, вступив в кооперативы и выполняя наряду со своей основной работой и кооперативную. Это привело к ещё большему увеличению рабочего дня (а сверхурочная работа, достигающая значительного времени, нигде не фиксируется официально, поэтому в отчетных данных она почти не отражена). С другой стороны, упала заинтересованность в государственных заказах, что привело к снижению выпуска дешевых изделий. Вот эти «кооперативы» как раз и явились тем детонатором, который изменил общественное мнение среди рабочего класса и расколол его. Резко возросшие заработки тех, кто работает выходных и по 12 часов в день (а были и такие) убедили администрацию предприятий в том, что за счет этих людей можно разбогатеть и самим (ведь «кооперативные» заказы ценятся высоко), не прибегая к каким-то мероприятиям по повышению производительности труда в натуральном выражении (зачем им новая техника технология – усиливай эксплуатацию рабочих и получай прибыль). А тех, кто не может работать по 12 часов, можно и прижать, не давая им премию в лучшем случае. А в условиях рынка эти люди – первые кандидаты на увольнение (хотя они могут работать не хуже и выполнять норму за свой рабочий день). Вот вам и раскол среди рабочих.
Так под видом развития хозрасчета и внедрения кооперативов фактически велась атака на главные завоевания советского народа – 8-часовой рабочий день и равную оплату за равный труд. Была создана основа нового слоя – слоя кооператоров, мелких собственников, а также слоя рабочей олигархии, щедро одариваемой со стороны администрации. Эти слои и стали затем социальной базой новых буржуазных партий и движений.
Массовое движение по внедрению различных, но ничем не отличающихся друг от друга форм хозрасчета, придуманных никогда не работавшими на производстве учеными-академиками, практически ничего не дало. Оно вызвало лишь рост инфляции и привело к сокращению производства в натуральном выражении при огромном росте валовой продукции в рублях. Это фактически было поводом для проведения «ценовой реформы», а точнее, повышения цен на всю продукцию…
Этот третий этап «перестройки» характеризуется прежде всего усилением идеологической борьбы, которая приобрела еще тогда в нашей стране (не надо скрывать этого) классовый характер. Усиление этой борьбы стало возможным, как только противники социализма взяли контроль над средствами массовой информации.
Первыми эту идеологическую атаку на социализм начали писатели, т.к. большинство газет, радио и телевидение ещё находились под контролем коммунистов. Началось массированное воздействие на советских людей со стороны писателей и журналистов, получивших при Советской власти образование и с помощью партбилета сделавших себе карьеру. Теперь они говорят, что у них не было свободы. А так ли это на самом деле? Что они понимают под словом «свобода»? Только то, что можно в своих книжках высказывать свои мысли, направленные против рабочего класса и коммунистов (а большинство наших «демократических» писателей просто смеётся в своих книжках над рабочими), против солдат и офицеров Советской армии (ведь большинство из них были тогда детьми рабочих и крестьян, не говоря уже о российской армии сейчас). Или же только восхвалять буржуазный строй как свободу предпринимательства (но в этом случае свобода одних – капиталистов, оборачивается несвободой других – наемных работников).
Но даже если всё это так, то почему нынешние «демократические» власти в России, Грузии, Прибалтике фактически запретили коммунистическую и атеистическую пропаганду, не допускают до электронных средств массовой информации не только лидеров коммунистических и патриотических партий, но что самое главное, уволили всех инакомыслящих журналистов. Значит опять речь идет только об аристократической (или что более узко – буржуазной) свободе. Не так ли, господа писатели и журналисты?
К этому надо добавить (особенно для тех рабочих, кто еще верит в приватизацию, т.е. в введение частной собственности. Многие даже и не понимают сути этих терминов), что так называемые «свободные» и «независимые» писатели и журналисты в большинстве своем имеют дворянское и буржуазное происхождение. В свое время многие из них «забыли» об этом, а сейчас опять повернулись к воспоминаниям о «блаженной жизни до революции в доме с колоннами с красивым парком перед окнами». (Вспомните, товарищи шахтеры и строители, говорили ли вам ваши деды и прадеды о такой благодатной жизни при царе? И кто сейчас строит такие виллы?)
Вот говорят, что «независимый» писатель – бескорыстный человек. Но почему же тогда некоторые писатели уже вспомнили о том, где были их родовые имения, принадлежавшие их семьям фабрики и заводы. А что говорить о бескорыстии, если отнюдь не бедные наши писатели требовали увеличения зарплаты (где уж шахтерам до них!) в 600 раз! Директора, ставшие хозяевами заводов, этого добились…
Вообще наша «независимая» творческая интеллигенция любит поговорить о культуре, о высших материях. Каких только слов не произносит! Но является ли она сама культурной? В этом я сомневался до тех пор, пока из уст одной из деятелей этой самой культуры в самой культурной телепередаче «Все грани прекрасного» не услышал слова о нашем русском простом народе – это, дескать, безграмотная, бескультурная масса. Но если это так, тогда вообще зачем этой массе деятели культуры? Может вместо того, чтобы услаждать друг друга «выдающимися произведениями» (по мнению самих авторов и их друзей –критиков, но почему-то отвергнутых этой самой «массой», и не только массой – надоели уже сейчас даже за границей псевдовыдающиеся фильмы псевдовыдающегося режиссера Сокурова), не лучше ли просто перейти из культуры в другие отрасли? Тем более, что сейчас это модно – одни стали политическими деятелями, другие – экстрасенсами, третьи (и это бывшие атеисты!) пошли в религию!
Нельзя не видеть, что большинство конъюнктурных произведений, появившихся в годы «перестройки», являются далеко не лучшими. Да и люди уже насытились политикой настолько, что очередной антисталинский фильм просто игнорируют, не говоря уже о литературных произведениях. Возьмите, к примеру, «Дети Арбата» Рыбакова, «Белые одежды» Дудинцева, «Плаха» Айтматова, о которых с восторгом говорилось на XIX Всесоюзной конференции КПСС в 1988 году, - сейчас они просто забыты, несмотря на потуги их реанимировать через телевидение.. Даже «выдающееся произведение» Солженицына «Архипелаг Гулаг» уже никто и не вспоминает, хотя оно свободно продается в магазинах Подмосковья, и не видно, чтобы кто-нибудь его покупал. А снятые с полки фильмы, сделанные в 60-70-е годы (запрещенные по разным, в том числе и политическим причинам) опять положены на полку уже по причине своей неконкурентоспособности в рыночных условиях. В то же время «перестроечная свобода творчества» превратилась по существу в свободу насилия, пошлости и безумия.
Вся эта «свобода творчества» была направлена твердой рукой сначала на критику культа Сталина и его периода. Это было необходимо для подготовки советских людей к антикоммунистической пропаганде. Всеми средствами народу внушали мысль о «коммунистическом» тиране Сталине. Они знали, с какого конца подойти к антикоммунизму.
Всё это было чётко продумано. Сначала критика культа личности, и таким образом в глазах тех, кто не жил в то время (особенно молодёжи) коммунистический лидер становился диктатором. В то же время Сталину тогда противопоставляли его соперников (тоже коммунистов) Бухарина, Каменева, Зиновьева, Троцкого. Возвеличивались труды Бухарина как одного из идеологов нэпа. Несмотря на большие разногласия и борьбу друг с другом все соперники Сталина ставились на одну доску. Но когда пропаганда сработала, идеологи антикоммунизма быстро поняли, что восхвалять этих деятелей для них не выгодно, и перешли к простому замалчиванию их.
Критика культа Сталина сыграла свою роль – начался новый период – критика времени правления Сталина, - сначала 30-х годов, затем всего дохрущовского периода. Т.е., весь начальный период социализма был облит черной краской.
Начавшаяся в тот период жесткая борьба за власть и за влияние в обществе породила ещё одну проблему «перестройки». То, что не смогли разрушить ни Антанта, ни фашисты, ни различные «голоса», разрушили свои собственные идеологи. Это проблема межнациональных отношений, вылившаяся весной 1988г. в районе Нагорного Карабаха в настоящую войну. Можно сколько угодно обвинять 70 лет Советской власти в неправильной межнациональной политике, но никто не отрицает, что непосредственным поводом к конфликтам (а они начались ещё в 1986г. в г.Алма-Ата) стала политика расслоения общества, четко проводившаяся идеологами «перестройки» во главе с Яковлевым. План ясен – заменить классовую борьбу межнациональной («разделяй и властвуй»). Причины межнациональных конфликтов уходят в далекое прошлое, и их не надо искать в политике Советской власти. Наоборот, именно пропаганда дружбы народов через средства массовой информации и через систему образования поддерживала нормальные, а может и добрые отношения между народами страны.
Пропаганда национализма, начатая идеологами «перестройки» сначала под видом «пробуждения самосознания народов», (а точнее местной аристократии) стала основой для будущей борьбы за суверенитеты. А раз суверенитет – то (что характерно для новых государств) постоянные пограничные конфликты с целью расширения своих территорий (ведь разные народы живут обычно вперемешку, особенно в пограничных районах, попробуй провести там границы). Это относится не только к нашей стране, но и ко многим развивающимся, и даже развитым странам.
Не будем говорить сейчас о том, была ли решена национальная проблема в СССР. Но всё-таки почему сейчас даже сами участники конфликтов говорят, что до «перестройки» они жили мирно и во всем считают виновной саму «перестройку».
Ведь даже трагические события в Армении в декабре 1988г. и в Грузии в апреле – мае 1991г. не смогли объединить народы страны, как это было во время землетрясения в Ташкенте в 1966г., в период, как сейчас говорят, начала застоя…
С началом предвыборной кампании 1989г. заканчивается третий этап перестройки, подготовивший почву для перехода к окончательному отказу от 70-летней истории Советской власти.
IV
Изменения в Конституции СССР в конце 80-х годов закрепили то, чего давно ждал весь советский народ. Была дана возможность реального выбора народных депутатов СССР. Это очень важный шаг, который можно назвать демократизацией избирательной системы. Ведь при альтернативных выборах люди голосуют не за какого-то абстрактного кандидата, подчас не зная даже его фамилии, а за программу, предложенную кандидатами.
Вот здесь, однако, надо разобраться, - что это такое – альтернативные выборы. И для этого придётся порассуждать вот о чём.
В СССР с 30-х годов существовала однопартийная система. Поэтому в принципе выборы и должны предполагать одного партийного и, возможно, несколько «независимых» кандидатов. А создание «блока коммунистов и беспартийных» фактически сделало выборы безальтернативными. Недемократичность такой системы видна невооруженным глазом. Можно сказать лишь одно – единственное преимущество такой системы в условиях СССР - это представительство в различных, в т.ч. и высших органах власти разных социальных слоев населения, в первую очередь рабочих и крестьян. Тем более, что Советы как представительные органы народовластия возникли именно как Советы рабочих, крестьянских и солдатских депутатов.
Сейчас, правда, заявляют о том, что рабочие и крестьяне не могут де справиться с государственными делами, не разбираются во многих политических проблемах. Но почему же тогда именно в программах кандидатов-рабочих были поставлены конкретные вопросы реальной демократизации и улучшения жизни людей (причем без капитализации общества), в то время как «интеллектуалы» предлагают лишь создавать больше законов (во многом отнюдь не демократичных и направленных на дальнейшее расслоение общества) и выходить из кризиса за счет простого народа, создавая новые догмы типа необходимости рыночных отношений (правда, «забывая» вплоть до осени 1991г. говорить о том, что рынок и капитализм – это одно и то же).
Что дает альтернативная система выборов? Надо различать две совершенно разные её формы. Во-первых, альтернативность личностей, и, во-вторых, альтернативность партий. Выборы в большинстве стран в настоящее время – многопартийные. Каждая партия представляет интересы какого-то одного слоя или даже социальной группы людей. И здесь соревнуются не просто кандидаты, а представители своих партий, проводящие именно их политику (что бы ни говорили, а партийная дисциплина на Западе действует очень жестко). Народ при этом играет роль выборщиков. Человек из личности превращается в простого избирателя. Даже депутаты говорят не о своем народе, а лишь об избирателях, так же, как говорят о стаде коров или отаре овец. (Само слово «избиратель», по-моему, унижает человека).
В этих условиях (а ведь в будущем предполагается именно такая система выборов в Госдуму) уже невозможно даже в принципе участие рядовых тружеников в руководстве страной (и даже отдельных городов и поселков). Каждая партия отбирает своих людей для участия в выборах (почему же тогда прежние «выборы» в СССР критиковались за отбор депутатов – это характерно для любой партии). Создается слой профессиональных политиков (чаще всего наследственных), постоянно претендующих на места в парламентах. Причем, созданная многопартийная система не допускает до власти новые партии, особенно если их программы противоречат коренным интересам буржуазно-аристократической интеллигенции, фактически контролирующей власть в своих странах. К тому же сами выборы при многопартийной системе обнаруживают классовый характер общества. Так, в демократической Швеции 8 рабочих из 10 голосуют за социал-демократическую рабочую партию и Левую партию (бывшую коммунистическую), 8 предпринимателей из 10 – голосуют за несоциалистические партии, причем баланс поддерживается избирателями из средних слоев (от них зависит колебание числа голосов той или иной партии) (данные по: А.М.Волков. Швеция: социально-экономическая модель. М., «Мысль», 1991).
То есть, многопартийная система не является демократической системой общества. Это система типичного эксплуататорского общества, в котором (что бы ни говорили нынешние «российские» «демократы») демократия как власть народа является буржуазно-аристократической демократией, т.е. властью буржуазно-аристократической интеллигенции (сейчас уже трудно назвать нынешние западные «цивилизации» только буржуазными в узком смысле этого слова).
Другая форма альтернативных выборов, использованная в нашей стране во время выборов народных депутатов СССР в 1989г. – альтернативность личностей, представляющих только свои собственные программы. Это самая демократичная по сути форма, но она предполагает плюрализм мнений в едином обществе без эксплуатации и беспартийную структуру. В расколотом обществе альтернативность личностей превращается в плюрализм идеологий, а это уже разновидность многопартийных выборов. Не вдаваясь в теоретические рассуждения, можно сказать, что такая форма выборов, как альтернативность личностей – дело далекого будущего.
Проведенные в 1989г. выборы трудно назвать демократическими ещё и потому, что наряду с настоящими выборами был проведен фарс с «выборами» от общественных организаций. Задумано это было руководителями «перестройки» с целью (и не надо этого скрывать) провести в депутаты как самих себя, так и ближайших своих сторонников (ведь уже тогда авторитет лидеров «перестройки» в народе упал до критической отметки). Можно было бы ещё признать нормальными такие выборы, если бы в них участвовали только действительно общественные организации (такие, как Красный Крест, общество охраны природы и т.п.). Но можно ли назвать общественной организацией Академию наук? Не говоря уже о политических организациях типа ВЛКСМ (резерва будущих бюрократов, ставших ныне «демократами» – все они были разного рода «комсомольскими активистами») и ВЦСПС. А что касается творческих Союзов, то это те же профсоюзы в их истинном смысле (почему же тогда они имели привилегии по сравнению с ВЦСПС, объединявшей гораздо большее число отраслевых профсоюзов. Для того, чтобы среди депутатов было как можно больше представителей интеллигенции – опоры перестроечного режима?).
Но главная ошибка (а может сознательная?) в том, что КПСС сама под видом общественной организации конституционным путем (правда, можно ли назвать проводившиеся тогда чуть ли не ежеквартальные изменения Конституций СССР, РСФСР, да и других республик в угоду отдельным личностям подлинно конституционным путем?) закрепила за собой определенное число мест в депутатском корпусе. Однако действием, окончательно подорвавшим доверие народа к КПСС (а народ не различает руководство и рядовых членов любой партии), явилось решение, несмотря на многочисленные протесты со стороны рядовых коммунистов, по которому почти все члены высшего руководства КПСС во главе с генсеком избирались от партии. И как результат этого решения - безальтернативность «выборов партийной сотни» (не зря ведь теперь многие из этой сотни давно уже, мягко сказать, не выражают идеи коммунистов). Чем это можно объяснить? Вывод напрашивается сам собой. Генсек просто испугался, что не сможет быть избран депутатом, а это означало тогда конец его политической карьеры (опять видим аналогии – сколько уже законов по изменению выборной системы прошло за время правления президента Путина. Что, тоже боится потерять власть?)
Увидев развитие событий, большая часть бывшей партийно-государственной номенклатуры, ничего общего не имевшей с социалистическими и коммунистическими принципами, быстро сообразила, что раз авторитет правящей партии упал в глазах народа, надо менять свою тактику. Если раньше достаточно было аристократической интеллигенции получить партийный билет для своей карьеры (при этом они «простояли», наверное, в единственной для них очереди – за членство в КПСС – несколько лет), то теперь для этого надо наоборот бросить партбилет, или, сохраняя его на всякий случай, просто ругать свою же партию. Но так как большинство советского народа ещё верило в социализм, в идеалы Октября и в В.И. Ленина, то надо начать с критики руководства партии, номенклатуры КПСС. К этому народ был морально подготовлен критикой культа личности – раз лидер коммунистов – то это диктатор, а партийная номенклатура – сплошь мафия, пользовавшаяся неограниченными привилегиями.
В ходе предвыборной кампании 1989г. окончательно произошло расслоение общества. Вольно или невольно, но альтернативность выборов (задуманная как альтернативность личностей) привела к расколу единого прежде общества. На местах создавались т.н. «клубы избирателей», состоявшие в основном из представителей технической и научной интеллигенции. Они ещё не выступали против социализма открыто, но поддерживали только тех кандидатов, кто выступал против руководства КПСС, за радикальную экономическую реформу (но без употребления слов «частная собственность» и «рыночная экономика»), за демократию (в их понимании) и «власть Советов» (но без коммунистов). Произошло таким образом то, о чём боятся говорить представители эксплуататорских классов – плюрализм мнений превратился в плюрализм идеологий, т.е. фактически в разновидность классовой борьбы. (Правда не все понимают сути того, что происходит, в т.ч. и многие представители интеллигенции. Помню, встретил как-то сразу после выборов 1989 года своего знакомого, спросил, за кого голосовал. Он ответил как за кого, конечно за Юрия Афанасьева. Но ведь он выступает за переход к капитализму, - сказал я. Нет, он как раз за самый настоящий социализм, - ответил знакомый. Вот так, господа «демократы», вот вам и ответ – хотели ли советские люди капитализма). Сейчас «демократы» не признают ни классы, ни классовую борьбу. Но они сами в то время говорили и о классовой структуре советского общества, и о наличии эксплуатации. Так, один из лидеров «демократического блока» Ю.Н. Афанасьев тогда говорил, что в СССР фактически нет социализма, наоборот, существует эксплуатация крестьян со стороны диктатуры рабочего класса и партийной номенклатуры. Т.е., он признавал и существование классов, и классовую борьбу. Я могу согласиться с бывшим депутатом (а избран он был в 1989 году в нашем Ногинском округе), что у нас не было социализма (в его марксистско-ленинском понимании как первой фазы коммунистической формации). А тот социализм, который был построен, основывался на эксплуатации трудящихся со стороны государства, т.е. он тоже имеет эксплуататорскую сущность. Но, в отличие от эксплуататорских обществ, где имеет место антагонизм классов, государственный социализм – шаг вперед, поскольку он приучает (хотя это делается очень медленно и не всегда верно) общество к всеобщему равенству (имеется в виду в первую очередь социально-политическое равенство) и подлинному народовластию (через Советы трудящихся). Т.е., это переходный период от эксплуататорского общества к неэксплуататорскому. Хотя при социализме теоретически нет антагонистических классов, но в ходе развития реального социализма возникли (а точнее, восстановились) такие классы, как аристократическая (т.е. в большинстве своем буржуазно-дворянская) интеллигенция (она и стала опорой «демократов») и народная (трудовая) интеллигенция (которую частично смогли обмануть псевдодемократы).
И теперь, когда открылась возможность, аристократы повели открытую борьбу за изменение даже существующего социализма, мешавшего им стать не только руководителями по наследству, но и легальными миллионерами, владельцами какой-либо собственности.
Влияние рабочих, крестьян, трудовой интеллигенции в обществе было полностью подорвано. Более того, сами рядовые труженики (но в основном работники непроизводственных сфер – торговли, снабжения и т. п.) стали поддерживать на выборах аристократическую интеллигенцию, выступавшую с критикой правительства.
Критика руководства, обещания в случае прихода к власти различных благ сделали свое дело. На выборах потерпели поражение не только партийные работники, но большинство рабочих и крестьян, и избранный в 1989г. депутатский корпус можно назвать аристократическо-интеллектуальным. Это сразу почувствовали, как только он принял один из первых своих законов, - закон об освобождении студентов вузов от службы в армии (один из предлогов к этому – за 2 года, дескать, студенты забывают многое из того, что учат. Но тогда почему бы не отменить одновременно академические декретные отпуска для девушек-студенток – ведь они в декрете тоже всё могут забыть!). Ведь студенты, среди которых большинство – дети буржуазной интеллигенции – это опора и надежда нынешней власти. И этот закон привлёк большую часть студенчества на сторону псевдодемократов, т.к. они явились инициаторами этого закона.
Прошедший после выборов 1-й съезд народных депутатов СССР закрепил создание официальной оппозиции в стране. Но в отличие от большинства западных стран это была не просто оппозиция правительству. А оппозиция существующему строю.
С этого момента в стране разразился, если так можно выразиться, телевизионно-съездовский бум, который привлёк к телеэкранам людей, никогда не интересовавшихся политикой. «Цирковая программа» под названием «Гласность», чередовавшаяся из различных съездов и сессий, и прерванная августовским «путчем» 1991 года, на самом деле ничего общего с гласностью не имела, т.к. депутаты различных уровней уловили свои цирковые номера и уже знают, что и когда говорить. Тем более, что все особо важные для народа решения готовятся (как и до «перестройки», так и сейчас, уже в путинской России) не на сессиях, а в кулуарах. На сессиях же депутаты только соревнуются между собой в знаниях русского языка, переставляя слова и запятые. А в случае необходимости проводятся закрытые заседания.
«Демократические силы», которые заявили весной 1989г. о своей оппозиции коммунистическому руководству страны, очень умело и быстро смогли направить общественное мнение на свою сторону. И это легко объяснить, ведь народ к этому был подготовлен критикой сталинского периода Советской власти. И теперь, пользуясь этой подготовкой, идеологическая машина «демократов», направляемых западными советологами, перешла в окончательное наступление на ставшую неугодной всю советскую историю. Началась открытая антикоммунистическая пропаганда.
Период между выборами 1989 и 1990 годов можно назвать периодом начала «перманентного государственного переворота». Постепенно всё более утрачивалась руководящая роль КПСС в обществе, а сама КПСС, вставшая на позиции социал-демократии, стала как бы сторонним наблюдателем. Её первичные организации распускались или прогонялись, а сама КПСС была со времен 1 съезда народных депутатов СССР «ни у власти, ни в оппозиции». Этим во многом и объясняется массовый выход из неё в тот период как новоявленных «демократов», так и тех, кто не был согласен с антинародной политикой её руководства.
Событием, которое позволяет утверждать об этом периоде как перманентного государственного переворота, стал 2-й съезд народных депутатов СССР (конец 1989 года), отменивший конституционное закрепление руководящей роли КПСС в государстве. Это была победа «демократов», и как они считают, поражение «консервативных сил». Но давайте разберемся в этом.
Как известно, 6-я статья Конституции СССР, где говорилось о руководящей роли КПСС, как и сама Конституция, была принята в 1977г., т.е. через 60 лет после Октябрьской революции. Ни при Ленине, ни при Сталине, ни при Хрущове такого официального закрепления статуса партии не было. Лишь руководство во главе с Л.И. Брежневым (а его правление в последние годы напоминало правление Елизаветы II) пошло на создание новой Конституции, где КПСС получила свой официальный статус. Тогда многие коммунисты считали, что это абсурдное и политически ошибочное решение. Но их мнения просто замалчивались. Тезис «о возрастании руководящей роли КПСС в коммунистическом строительстве», разработанный «выдающимися учеными» от марксизма-ленинизма, как и все другие тезисы «развитого социализма» одобрялись тогдашним руководством партии. Сейчас, спустя определённое время, можно только догадываться, было ли это сделано неумышленно под «долго не смолкающие аплодисменты» и град различных наград. А может это было сделано специально с учётом будущих событий? Ведь те, кто готовил эти самые тезисы, они же и поставили вопрос об отмене этой злополучной 6-й статьи Конституции. Ведь эта статья сыграла свою роль в дискредитации КПСС, для чего она, вероятно, и была создана. А когда стало очевидным, что она мешает новоявленным «демократам» открыто прийти к власти, потребовали её отмены. Что и сделали лидеры «перестройки», когда тоже посчитали, что эта статья им уже ничего не даёт, а даже мешает.
В этот период, когда «перестройка», мягко говоря, забуксовала, стало ясно, что надо искать пути и методы дальнейшего развития страны. Руководство неоднократно критиковали за отсутствия научно разработанной концепции «перестройки». Поэтому в печати появилась статья М.С. Горбачева «Социалистическая идея и революционная перестройка» («Правда», 26 ноября 1989г.). Горбачев писал, что кроме перестройки, можно говорить лишь о двух точках зрения. Это - сохранить командно-административную систему, жесткое планирование. Другая предполагает капитализацию общества. Но лидерам перестройки видится иной путь, ведущий к прогрессу общества. Перестройка, по их мнению, - «это длительный этап исторического пути социализма, в ходе которого осуществляется отказ от авторитарно-бюрократической системы и становление подлинно демократического и самоуправляющегося общественного организма».
Т.о., осенью 1989г. «перестройка» виделась как движение к социализму. А сам социализм - «это общество, опирающееся на эффективную экономику, на высшие достижения науки и техники, культуры, на гуманизированные общественные структуры, осуществившее демократизацию всех сторон общественной жизни и создавшее условия для активной творческой жизни и деятельности людей».
То есть уже тогда лидерами «перестройки» была по существу принята западная теория конвергенции, хотя это и не афишировалось.
«Перестройка» в СССР привела к большим изменениям во всем мире. Именно тогда, когда она стала необратимым процессом, прошли события, ставшие фактически крахом социализма. В этой связи с полным основанием можно говорить об окончании периода 2-й мировой войны.
Что же произошло? «Бархатные» и «нежные» революции? Или всё-таки - это контрреволюция? Ведь возвращение к власти бывших хозяев отнюдь не радует теперь население бывших стран «социалистического содружества».
Благодаря политике «перестройки», как сейчас говорят, завершилась война в Афганистане. Вывод Советских войск оттуда тесно связывают с именем лидера «перестройки». Но ведь для принятия решения об этом ему понадобилось целых 3 года (Декрет о мире был принят уже на следующий день после Октябрьской революции), а для полного вывода войск 4 года (столько же длилась Великая Отечественная война).
Изменение ситуации в мире, ликвидация социализма и установление буржуазных режимов в Восточной Европе, происшедшие благодаря советской «перестройке», усиление западного влияния в СССР окончательно разделили советское общество. Но в то же время они разделили и политические силы. Настоящие демократы, верящие в социализм и коммунистическую перспективу, разошлись во взглядах с псевдодемократами, для которых антикоммунизм стал основой их идеологии.
Расслоение общества проявилось на первых многопартийных выборах народных депутатов республик и местных советов. Хотя кроме КПСС не было официально других партий, но разного рода «народные фронты» и «клубы избирателей», забыв свой общественный характер, превратились в политические организации. И на выборах 1990г. они выступали уже едиными блоками, в отличие от КПСС, которая практически не участвовала в выборах.
Такая ситуация возникла вследствие фактического раскола КПСС, потерявшей не только власть, но и своих членов. Под видом «власти партийных масс» центральное руководство партии отстранилось от самой партии, почувствовав свою независимость. Партийные массы же были расколоты ожесточенной пропагандистской кампанией по дискредитации всего советского периода и самой коммунистической идеи.
Эта пропаганда сыграла большую роль. Она была четко спланирована и подготовлена предыдущим периодом критики 30 – 50-х годов и «застоя». Причем развитие событий внесло коррективы в эту пропаганду. Ещё летом 1989г. недовольство народа «успехами перестройки» вылилось в забастовочное движение шахтеров. Если до этого аристократическая интеллигенция уже «забыла» о существовании в стране рабочих (о них вспоминали только во время покупок какой-либо советской вещи или когда въезжали в новый дом – «опять рабочие брак выпустили»). Ведь вся пропаганда велась вначале для т.н. средних слоев (интеллигенции и служащих). Но первые забастовки показали, что рабочее движение существует. Сами забастовщики шли тогда под лозунгами, ничего общего с капитализацией не имевшими. Но они ставили правильные вопросы, которые и сейчас для коммунистов должны быть уроком. Это в первую очередь, прекращение так называемых субботников (по сути, увеличение рабочего дня), свобода личности (прекращение всякой обязаловки, деятельности так называемых «добровольных» обществ и дружин, регламентирования жизни отдельного человека и его семьи). Ведь этими действиями тогдашние «коммунистические» власти только дискредитировали саму идею социализма. (Кстати, нынешние власти, в частности, в нашем городе Ногинске, выросшие из того застойного комсомола, опять возрождают то, от чего отказалось общество. В обязательном порядке воссоздаются так называемые «добровольные» народные дружины, в обязательном порядке работники местной администрации и учащиеся школ должны ходить на разного рода культурные мероприятия и спортивные турниры – заполнить пустые трибуны, дабы показать, что в Ногинске все любят и женский футбол, и баскетбол, и всякого рода борьбу и бокс – мэру Лаптеву нравиться, значит должно нравиться всем. А говорят, почему Россия отсталая страна. Да потому, что во всем мире каждый занимается своим основным делом, а в России заставляют каждого делать все, что нравиться начальству, лишь бы ему угодить. Так, как угождают тому же мэру Лаптеву, бывшему члену Горкома КПСС и начальнику продовольственного торга как раз в годы «перестройки», когда магазины стали пустеть, а ныне любителю покрасоваться перед телекамерами и перед губернатором Громовым, когда выводит полки школьников убирать территорию перед его приездом в Ногинск. Чем не «потемкинские деревни»? А говорят о демократии. Демократия давно кончилась! Началась буржуазная диктатура! Но это к слову, вернемся к истории). И требования самостоятельности шахт, ликвидации разных ПО были верными. Существующие объединения, созданные в годы правления Хрущова и развитые в последующие годы путем не всегда разумного объединения отдельных самостоятельных предприятий (иногда находившихся за многие сотни километров друг от друга), ничего хорошего, кроме расширения штата администрации, не дали. Зато под видом специализации и концентрации производства были созданы основы того, что сейчас называют монопольными структурами. А ведь создано всё это было за последние 40 лет, т.е. уже в эпоху расцвета нынешних «демократических» экономистов и ученых, и не без их участия. Причем же тогда вся 70-летняя история плановой системы?
Наши ученые этого не видели (или не хотели видеть). Они не хотели открыто говорить об этом во время первой забастовки шахтеров. Именно поэтому коммунисты-руководители (а у любого руководителя есть штат консультантов, отчего же тогда ругают лишь руководителей-коммунистов? Потому что их консультанты стали «демократами»? Но тогда это был откровенный саботаж со стороны специалистов-консультантов) не поддержали шахтеров, что сыграло в дальнейшем главную роль в окончательном падении авторитета не только компартии, но и социализма в рабочей среде. И этим умело воспользовались «демократы», когда предвыборная кампания 1990г. совпала с очередной пропагандистской кампанией, направленной на дискредитацию социализма.
«Демократы» пошли в народ. В отличие от их предыдущего периода, когда они митинговали в среде студентов, профессоров и служащих крупнейших городов, предвыборную кампанию 1990г. «демократы» проводили непосредственно в трудовых коллективах. Их эмиссары ездили во многие районы страны, бывали на заводах и фабриках, в колхозах и совхозах. Дополнением к этому являлись теперь и средства массовой информации, в первую очередь радио и телевидение, что сразу показало истинное лицо наших журналистов, унаследовавших от своих богатых предков «предпринимательскую жилку». Этому способствовали и лидеры самой КПСС, многие из которых стали ярыми антикоммунистами.
Но планомерная работа «демократов» вынудила их идти на выборы под лозунгом «Вся власть Советам». (Это уже было в нашей истории, когда выдвигались лозунги «за Советы без коммунистов»). Связано это было с тем, что Советы в глазах народа олицетворяли пока ещё народовластие. Да и русские революции 1905 и 1917 годов шли под лозунгами «Вся власть Советам». А народ ещё верил, да и сейчас еще верит в идеалы тех революций. (Январь 2005 года, когда тысячи людей вышли на улицы бороться свои права, как и 100 лет назад, в период первой русской революции, подтвердил это).
Поэтому-то не захотели наши «демократы» изобретать нечто новое, а пошли самым простым путем. Дескать. 70 лет у власти стояла партия, а мы за власть Советов. К тому же партия отожествляется всегда с лидерами, отсюда лозунги «демократов» того периода, направленные против М.С. Горбачева, были взяты у самого народа – ведь авторитет его в стране постоянно снижался.
В этой связи коммунисты (имеется в виду не принадлежность к партии, а убеждения) должны были уже давно поставить вопрос о лидере своей партии. И если большинство членов КПСС не были коммунистами, то, наверное, единственный выход – это создание новой единой коммунистической партии, не связанной с бывшим дворянско-буржуазным руководством КПСС. Это бы подняло авторитет настоящих коммунистов в глазах трудящихся. Ведь парадоксальный факт – на выборах 1990г. среди тех, кто слушал предвыборные речи представителей Объединенного фронта трудящихся на производственных предприятиях и голосовал за них на выборах (хотя они и не получили поддержки большинства из-за нашего «плюрализма» в средствах массовой информации, ведь многие люди даже не слышали о такой организации) были те, кто считал и до сих пор считает себя сторонниками «демократов» (я лично знаю такие случаи, хотя сам и не слышал тогда выступления членов ОФТ в коллективах).
Это ещё раз говорит о силе и влиянии в обществе средств массовой информации и пропаганды. Кто ими владеет, тот стоит у власти. Поэтому результаты выборов не всегда соответствуют действительным настроениям в обществе. И что касается победы «демократов» в России, то это, с одной стороны, опять-таки победа пропаганды, а с другой – поражение политики лидеров «перестройки» (яркий пример этого – и президентские выборы в РСФСР – наиболее близкий к лидерам «перестройки» кандидат занял на них последнее место). Народ голосовал весной 1990г. ещё не за капитализацию, а в основном против «перестройки» по Горбачеву. И это было видно всем, кроме самого лидера и его сторонников.
Да и побеждали «демократы», в отличие от союзных выборов, уже не абсолютно. За них в основном голосовало менее половины всех избирателей. В иных округах они побеждали минимальным преимуществом, набирая чуть более 50 % голосов при 50 % участвовавших в голосовании (как например, в г. Ногинске, где таким образом в третьем «туре» выборов победил «радикальный демократ», бывший работник горкома ВЛКСМ – аппаратчик – А.Р. Парамонов). Т.е., можно сказать, что на выборы шли лишь сторонники «демократов», а кто был против них, просто игнорировали выборы, разуверившись в их целесообразности.
4-й этап «перестройки», закончившийся весной 1990г., сделал её необратимой. Это главный итог этого этапа, который долго ждали на Западе. После этого им можно было уже не сомневаться в том, что «хрущовский вариант» больше не возможен.
V
Весной 1990г. начинается новый, пятый этап «перестройки». Если предыдущий период был началом перманентного государственного переворота, то новый развил и углубил перманентный государственный переворот как на союзном, так и на республиканском и местном уровнях. Начало этому было положено в марте 1990г., когда был введён пост и прошли выборы Президента СССР (т.е. можно сказать, что Советская власть заменена президентско-советской) и начался «парад суверенитетов» (когда была провозглашена независимость Литвы). Но основные события произошли летом 1990г. в период принятия «Декларации о суверенитете» в РСФСР. Ведь Россия – основа союзного государства. И принятие 12 июня 1990 года данной декларации явилось, естественно, сигналом к развалу всего Союза ССР.
Не секрет, однако, что буржуазно-аристократическая интеллигенция в России видела не РСФСР, а дореволюционную Российскую империю (пусть и не в тех границах). Т.е., они видели себя лидерами всего Союза, но уже без сохранения СССР. Хотя это тщательно скрывалось от народа. Иначе чем объяснить почти единодушное одобрение данной Декларации на Съезде.
Парад суверенитетов – внешнее проявление всей политической ситуации, возникшей вследствие антинародной по сути политики «прорабов перестройки». Руководство СССР, ставшее неким «центром», потеряло не только авторитет в массах, но фактически и контроль за властью в стране. Но ведь известно, что государство не может существовать без центрального руководства. Пока есть верховная власть, есть государство со всеми его атрибутами (армией, управленческими структурами, единой валютой и т.п.). Когда верховная власть теряет контроль над всем своим государством, происходит изменение самого государства - либо изменение политической системы (как это произошло в России в 1917г.), либо раскол государства на отдельные самостоятельные части (что и произошло с Советским Союзом), либо потеря независимости, что тоже было в истории (вспомните татаро-монгольское иго, перенесенное русским народом, или поглощение суверенной ГДР). А ситуация такова, что два первых варианта стали реальностью для нашей страны (да и третий тоже, если иметь в виду потерю экономической независимости, а также полную политическую и военную зависимость правительств Ельцина – Путина от США и МВФ).
Реальность эта возникла главным образом после прихода к власти в РСФСР антикоммунистического «ельцинского блока». Именно с этого времени кончилась игра в «демократию и перестройку». Вся идеологическая машина псевдодемократов теперь уже открыто, не боясь разоблачения (ведь народ к этому уже подготовили), была направлена на пропаганду буржуазных ценностей, предпринимательства, культа денег. В то же время началась яростная атака на В.И. Ленина, на Октябрьскую революцию (и это сработало – раз Сталин – жестокий диктатор-коммунист, то чем же лучше Ленин). Перевернута история гражданской войны, идеализируется белая армия и даже интервенты из Антанты (и уже наша нынешняя аристократия открыто хвалится своими дедами и прадедами – белогвардейцами). Поднимая шум о «красном терроре», «забывают» напомнить нашей молодёжи о жестокостях белого террора. Мало того, перевернута даже история Великой Отечественной войны, и уже оказывается, что именно СССР развязал эту войну (но это понять можно, ведь большинство русского аристократического дворянства желали победы фашистской Германии – ведь это они и не скрывали).
Всё можно было ожидать от них (ведь их антикоммунизм был виден ещё с самого начала «раскрытия белых пятен в истории»). Но почему государственная власть в лице тогдашнего Президента СССР, называвшего себя коммунистом, и его команды не дала достойный отпор тем, кто ругает Октябрь и Ленина, извращает историю войны? Или у них не хватило слов для защиты В.И. Ленина? Ведь трудящиеся нашей страны всегда верили в идеалы Октября, и многие из них, видя, что руководство КПСС и страны пошло практически на поводу аристократической интеллигенции из «демократического блока», потеряли всякую веру не только в партию, но и в людей.
Так, постепенно, начиная с критики Сталина, через критику времен «застоя» (во время которого нынешние лидеры антикоммунистов получили дипломы о высшем образовании и защитили с помощью партбилетов и сочинений К. Маркса и В.И. Ленина кандидатские и докторские диссертации), критику «реального социализма» и критику Октябрьской революции подвели народ к тому. Чтобы социалистическую и особенно коммунистическую идею объявить утопией. Но почему же тогда эту утопию так боятся власть и деньги имущие? Боятся равенства и социальной справедливости, боятся быть наравне с теми же шахтерами или токарями. Ведь именно они, став «демократами», выдвинули теорию, согласно которой нормальным считается общество, в котором абсолютное большинство народа просто живёт и работает, а о государстве вспоминает лишь во время выборов или визита налогового инспектора, а остальное меньшинство правит этим государством. Почему же тогда они называют себя демократами? Ведь демократия – власть самого народа, а не власть от имени народа. И почему же эти господа не подумали, зачем тогда вообще нужно простому человеку государство и тем более профессиональные руководители – политики и разного рода начальники? Или без них свободный человек не проживёт? А может наоборот, как раз профессиональные руководители (политики, предприниматели, коммерсанты и прочие представители аристократической интеллигенции) не смогут прожить без рабочих, крестьян, без своих домработниц? Ведь не зря же некоторые из этих господ были так недовольны семьёй Лыковых, жившей без всякого государства и без предпринимателей. Лыковы – пример для многих. А ссылка на благополучие народов «цивилизованных» стран разбивается глубоким анализом всей системы мирового хозяйства с учетом исторических особенностей, природных условий и развития мирового рынка.
Накануне августа ситуация в стране была такова, что действовали три реальные политические силы, две из которых стояли у власти. Третья сила, объявленная идеологами «перестройки» консервативной, осталась раздробленной. Наивны и направлены на свою популяризацию рассуждения псевдодемократов о «консерваторах», мешающих работать новым властям (я сам слышал в то время, как рабочие говорили в очереди – вот Ельцин бы смог улучшить что-то, или снизить цены, да Горбачев ему мешает). Те, кто мешал в первые годы «перестройки», стали «демократами», а сейчас уже никто никому не мешает, именно поэтому и происходит развал там, где у власти те, кто хочет лишь властвовать, а не работать. А что касается настоящих коммунистов, то они и в годы «застоя» выступали против извращений социализма, и сейчас критикуют капиталистическую политику «реформаторов».
Состоявшийся в 1990г. Учредительный съезд Компартии РСФСР стал началом воссоздания новой компартии, хотя и выявил различный подход членов партии к «перестройке». Это увидели псевдодемократы, иначе бы они не подняли такой шум в прессе, начав дискредитацию ещё не начавшего работать руководства КП РСФСР. А лидеры КПСС фактически встали в этом вопросе на сторону псевдодемократов.
Это показал XXVIII съезд КПСС в 1990 году, на котором победу одержала политика Горбачева. И хотя формально на съезде было несколько платформ, можно говорить лишь о двух из них – коммунистической и социал-демократической.
Сохранение Горбачевым позиций в КПСС было обусловлено его умелым лавированием между коммунистами и антикоммунистическими силами в партии. Горбачев нужен был КПСС как Президент страны, как противовес ярых противников социализма. Сам Горбачев очень умело пользовался моментом, четко улавливая конъюнктуру. Так было на 1-м съезде народных депутатов СССР и вплоть до 2-го съезда, когда он отстаивал 6-ю статью Конституции, видя поддержку депутатов и партии в этом вопросе. Как только после ожесточенной пропаганды средств массовой информации изменилось общественное мнение, Горбачев тут же меняет курс и идет на компромисс с «демократами». Когда встал вопрос о выборах Президента СССР, он опять, почувствовав поддержку большинства коммунистов пошел против «демократов», отстаивая выборы Президента на съезде, зная о настроениях большинства депутатов.
На XXVIII съезде Горбачев предложил соверш
-
Таня Данилова
- Сообщения: 4787
- Зарегистрирован: 12 ноя 2004, 10:18
-
ФизиКультурник
- Сообщения: 65
- Зарегистрирован: 02 фев 2005, 22:19
-
Сима
- Сообщения: 1473
- Зарегистрирован: 25 мар 2005, 10:03
Как мне говорили Орденцы, они это делают осознанно по слкдующим причинам.
1. Они считают, что чем больше в сети текстов такого плана, там лучше. (Принцип больше не меньше, кашу маслом не испортишь)
2. Они считают, что многим не досуг ходить. и люди пропускают. А здесь в пылу дискуссии нет нет да что-то прочтут.
3. Они считают, что логичнее подключать маститых мыслителей к нашей дискуссии, хотя бы виртуально. Вообщем говорить приходится и с Лениным и с Грамши и сКостей Социалистом, и с Рейнстом м с Олегом -одновременно.
Хитрость вообщем у них такая.
Может и устарели они.
1. Они считают, что чем больше в сети текстов такого плана, там лучше. (Принцип больше не меньше, кашу маслом не испортишь)
2. Они считают, что многим не досуг ходить. и люди пропускают. А здесь в пылу дискуссии нет нет да что-то прочтут.
3. Они считают, что логичнее подключать маститых мыслителей к нашей дискуссии, хотя бы виртуально. Вообщем говорить приходится и с Лениным и с Грамши и сКостей Социалистом, и с Рейнстом м с Олегом -одновременно.
Хитрость вообщем у них такая.
Может и устарели они.
-
Константин Социалист
- Сообщения: 246
- Зарегистрирован: 11 ноя 2004, 23:28
Ой, и это ещё не всё?Таня Данилова писал(а):Ребята,статья не до конца . Видно какай-то сбой.
Надо, надо покупать выделенку... И бросать все остальные дела, чтобы читать (и анализировать) цитаты...Тут ведь и физикультурник вновь объявился,а у него тексты не меньше 
Шутка
P.S. Сначала среагировал на реплику Тани, а уж потом, увидел, что это вопрос уже затронули... Стало яснее
Но свою непосредственную реакцию с этим PS апдейтом всё же оставлю...Что написано пером....-
Олег
- Сообщения: 8117
- Зарегистрирован: 12 ноя 2004, 10:15
- Откуда: СССР