Сегодня мне повезло: вызов из НИИвакцин, еще как-то держащегося на плаву. Тем более, в последнее время, напуганные эпидемией ящура и прочими настоящими и придуманными напастями, сюда начали заглядывать разные там иностранные скотопромышленники, почему-то исключительно похожие на местных «яблочников» с базара. Вот и опять, наверняка, это такой же -- и придется мне выслушивать, как он будет торговаться как на базаре, а заодно и хамить, как на базаре. И нужно еще будет думать, как смягчить в переводе это хамство -- ведь если здешнее начальство изволит обидеться, или вспылит сам клиент-сделка не состоится, не видать тогда и мне своих «переводческих» денег. Впрочем, этот клиент совсем другого рода', примечательный во всех отношениях. И с виду: совершенно седые волосы при молодом (не старше тридцати) лице типичного индейца-араукана, хотя в документах обычное испанское имя и фамилия -- Рамиро Лопес. К тому же его испанский просто ужасен, пересыпан просторечиями, которые на русский язык можно перевести «штё-поштё», «куды» и «чаво». Однако среди этих просторечий прямо памятниками возвышаются благоговейно произносимые технические и научные термины. Новый, с иголочки, и неплохо сшитый костюм тоже сидит на нем, как на корове седло.
Увидев в холле бронзовый бюст Пауля Улленгута (имя которого и носит институт), клиент коротко уточняет: «Он кто? Наш или фашист?» Разумеется, даты жизни этого великого «российского немца» таковы, что ни о том, ни о другом не может быть и речи. Но, выслушав объяснения, этот краснокожий «сеньор Лопес» коротко и своеобычно, как киношные индейцы, кланяется бронзовому лику. Ну и тип -- такому бы в самый раз иконам кланяться, или -- какая у них там вера? В-общем, впечатление человека полуграмотного и деревенского -- но надо слышать, как профессионально, со знанием дела он предварительно оговаривает условия поставки. Заказ у него тоже нечастый -- как для дальних экспедиций геологов или гидрологов. Вакцины против некоторых тропических лихорадок, против столбняка и туберкулеза, некоторые противогангренозные препараты, да кое-что еще по мелочи. Только почему-то наряду с взрослыми дозами его интересуют и детские. Просит перевести расписание поездов, интересуется: «А это... ну, где тут подешевле, да чтоб полиция не очень шманала?». Самолеты вот уже десять лет как не летают, только московский рейс дважды в неделю, и тот уходит почти пустой: многие ли могут позволить себе такое, в нашей-то стремительно нищающей провинции?
И вдруг, улучив момент, когда никого рядом нет, шепотом интересуется: «А коммунисты в городе имеются? А если да, то чем заняты? Забастовки часто бывают?» Ну, уж этой-то информацией владею во всех подробностях. Слушает со вниманием. Сокрушается: «Э, нет, размах даже и не нашинский». Но чертеж придуманной местными умельцами машинки для разбрасывания листовок зарисовывает: «Значит это вот чего? Вопрём, скажем, на крышу универмага. Насторожим, сами уйдем, а потом пружина сработает -- и айда, летите, слова забойные? Это здоровская штуковина, наши в городе уж такие, это, звуки издадут от радости. Не-е, зря я сперва это дело вверх тормашками плановал -- у вас тоже кой-чего имеется».
Потом вдруг, совсем тихо и доверительно произносит: «Вообще-то я, это, не как по паспорту. Так я Михай». Что ж, для индейца назвать кому-то свое имя -- значит, оказать особое доверие. Но почему это имя -- такое типично карпатское? Разводит руками: «Дык ить в честь Фрунзе. Во человечище был, во герой! Его к смерти приговорили, а он сидит себе и языки иностранны изучает. Да знаю, само собой, он еще армиями потом командовал, банды колошматил, с посольством выезжал даже. Но мне больше всего это по душе -- невозмутимость этакая, прямо как наш! Батя с маманей знали, как назвать».
Тьфу ты, а ведь и правда, так сказать, изначальное имя бесстрашного молдаванина писалось именно так: «Михай Фрунзэ». Но откуда там, где-нибудь в латиноамериканской сельве, знают об этом явно полуграмотные пеоны? «Дык ить известно, у нас школа в отряде четырехклассная, для всех обязательная. Читать-писать, история своя и всемирная, политграмота опять же. Без этого как же? Нельзя. Отряд-то, когда наш создан? Не одно поколение в лесу живет и сражается. Я, к примеру, в седьмом поколении уж, а мои мальцы -- Фидель и Йосиф -- в восьмом уж будут. Так как же отряду без идеи быть? Надо. Чтоб не выродиться в шайку разбойников. Чтоб никакой дурости да прочих буржуазных разложениев. Чтоб не зависть, а ненависть к буржуям в бой вела. Да и то, Ленин как говорил? Коммунистом стать можно, если только всё знать будешь, чего до тебя на свете выдумано и наработано, вот ведь как». Фраза довольно корявая, но в принципе догадаться можно -- речь идет о ленинской цитате «Коммунистом можно стать лишь тогда, когда обогатишь свою память знанием всех тех богатств, которые выработало человечество». «Воттак, -- заключает товарищ Михай (теперь уже ясно, что именно ТОВАРИЩ~, -- Ежели Ленин так велел -- знамо, и нам надо слушаться». -- «А вы коммунист?»--спрашиваю. «А то как же? И партбилет, и всё по форме. Да ведь известно дело -- все мы там коммунисты фак-ти-чес-ки, даже ежели и формаль-но и беспартийный кто еще. Жисть такая, борьба опять же».
Попутно выясняется, что кроме него в семье «живут и воюют» еще братья -- Григорий («Это как Котовский. Ну, это, который переоденется, буржуев дурит, а потом нате вам: «Ноги вверх, я Котовский! » Я и книжку читал. И видел фильм, у нас теперь видюха есть, от аккумулятора шурует»), Иван -- в честь академика Павлова («Тоже книжка имеется. Тоже по-своему герой был: во какую мину под попов своими теориями подвел. И в революцию работал, за бугор не драпанул, хоть и горы золотые сулили. Героизм- он ить разный тоже. Иной не в том, чтобы стрелять да в атаку бегать, а чтобы твердо на своем положенном месте до конца выстоять»).
-Была еще сестра Зоя, -- продолжает товарищ Михай,--Да ее уж года два как нет. Это когда мафию громить ходили, пусть не ползает партизанской тропой. Оружия много захватили, патронов. Жратва только непутевая оказалась--буржуйские деликатности всякие. Потерь опять же мало было: трое раненых, и то только она -- смертельно. Так-то вот «полуграмотный в области фундаментальных школьных знаний» латиноамериканский партизан обставил меня -- человека, если уж и не окончательно сформировавшегося в советское время, то по крайней мере еще заставшего в школе «Историю СССР», преподававшуюся по советским учебникам. Зато, к удивлению моему, перед именем Че Гевары товарищ Михай вовсе не благоговеет и вполовину того, как это ныне свойственно для многих наших нынешних товарищей. « А чего Че Гевара? Когда с Фиделем был -- оно конечно, революция. А потом чего в Боливию делать побежал? Революция -- она ж не лодка, чтоб долбить, когда у тебя самого время имеется. И не пирог с козлятиной, по заказу выпекать. Она созреть должна сама. Ведь уж чего не в пример проще, чтобы, значит, яблоки быстрей зрели или жеребята быстрее рожались, а и то наука не досягает. Так разве ему посильно было заставить революцию-то зреть побыстрее? Ежели там сами крестьяне его и выдали -- значит, она не только не созрела, а и знатья не было -- какая такая она есть, революция. Отрядов партизанских, как наш вот, и то не было там -- 'не с кем на связь идти. А вот у нас, еще при ко-ло-ни-за-торах вождь такой был индейский, Пайтисан имя. Оттуда слово «партизан», не иначе. Так он всю жизнь воевал, потом его убили, но отряд-то жил. Потому как люди местные их чисто уважали и сочувствовали, Понимали, потому что, за что те воюют. Так кто ж больший герой? А опять-таки, что и победа не близка -- разве мы не знаем этого? Просто огонь -- он негаснущим должен бьггь. Не мы -- так дальше. И кроме наших душ жить-то этому огню и разгораться негде ведь». Да, вот так говорил товарищ Михай -- весьма своеобычно, в традициях своего народа, но совершенно правильно по сути. Многим нашим «шибко грамотным бойцам за свободу» впору бы поучиться у него. Тем, которые еще не поняли, что быть настоящим революционером -- это не крики на митингах, и тем более не экстремистские выходки (типа - подпалить втихую какой-нибудь там памятник Николашке Кровавому). Тем, кто преклоняется перед яркими, но не всегда осмысленными подвигами легендарных личностей, но при этом не может похвастаться хоть сколько-нибудь систематичными знаниями истории мирового революционного движения - до такой степени, что порой не может ответить на вопрос -- кто же такой Фрунзе и чем (помимо идиотских анекдотов) славен Чапаев.
Разумеется, есть чему поучиться и тем, кто (вроде меня, что ли) вроде бы в общих чертах знает и историю, и теорию, и первоисточники. Да не только по схеме «Маркс и Энгельс, Ленин, Сталин», - придется знать и то, что говорили и писали наши противники -- от Библии до «Майн Кампф» и писаний обоих президентов Бушей. Иначе аргументировано спорить с идейными противниками, да и просто убеждать заблуждающихся мы не сможем. Да, это трудно. И не хватает времени. И многие нужные книги в библиотеках уже списаны и сожжены в «перестроечные времена». Наконец, и само такое чтение требует определенной подготовки. Но придется все-таки. Ведь и те самые крылатые ленинские слова не потеряли актуальности, да и действительно, без идеи -- настоящей, полнокровной, осознанной -- так просто выродиться в болтунов или авантюристов, так легко потерять веру в конечную (пусть пока еще очень отдаленную) победу.
Так что прав был товарищ Михай: наш, революционный огонь должен быть негаснущим. И не в крикливых лозунгах, не где-то в лесах Бразилии или каменных джунглях городской герильи, а в наших умах и душах -- ключ к будущим победам.
Иван Козленко, г Киров
Большевисткая правда №4(33)
П.С.
Вот так дорогие товарищи...
Мы счастливы, что есть такое...
И такой может быть второй путь, а не только Зюгановский, хотя и это нужно...
А для всяких там господ, говорим,-читайте внимательнее теорию трех путей
